Да. Нет. Не знаю
Шрифт:
– За счастье надо платить, – философски изрекала Одобеску и внимательно вглядывалась в Полинино лицо.
– Да какое у нее счастье-то особенное было? – вопрошала Наташа, периодически остающаяся ночевать в материнском доме.
– А при чем тут она? Я о своем говорю, – поясняла Аурика свои слова, и Наталья Михайловна в который раз поражалась: как же плохо она знает собственную мать. «Вот увидишь», – вспоминала она слова отца, и ее созданное для любви сердце сжималось в груди. «Я так люблю тебя, мама», – мысленно произносила она, опустив голову, и вздрагивала, когда слышала материнский
И Полина Ивановна Вашуркина в знак согласия закрывала глаза, а Аурика Одобеску заботливо вытирала прозрачную водяную струйку, вытекающую из уголка перекошенного рта домработницы.
Выходив Полину, Аурика Георгиевна всерьез задумалась над событиями последних трех лет и пришла к обнадеживающему выводу: наконец-то смерть перестала кружить над ее домом. «Отвоевала я тебя у нее», – говаривала она домработнице, наблюдая за тем, как та трясущимися руками пытается налить хозяйке чаю. И когда кто-нибудь из дочерей спешил прийти Полине на помощь, тут же осаживала: «Пусть сама!»
«Мама!» – бросались на защиту своей бывшей няньки воспитанницы в лице Наташи, Иры и Валечки. И только Алечка Спицына с пристрастием следила за движениями Полины и поддерживала Аурику: «Сама! Сама, Поля!»
А Поля старалась и плакала, и даже пыталась поцеловать Аурику Георгиевну в плечо, но дотянуться не получалось, и она тыкалась той в руку где-то чуть выше локтя.
– Хватит! – сердилась на нее Аурика, отчего ее грудь ходила ходуном – возникало ощущение, что перед тобой огромный кусок подтаявшего студня. – Целоваться и я могу! А вот время придет – твоя очередь наступит меня с того света тянуть. Смотри тогда, не подведи меня, а то…
– Уволю, – шевелила губами Полина и смеялась скошенным ртом.
«Восстановится?» – тревожилась Аурика Георгиевна и пытливо смотрела в Алечкины грустные глаза. «Восстановится, – уверяла та. – Но рисковать все равно нельзя. Давление измерять каждый день по нескольку раз». – «Я буду», – обещала Аурика и продолжала стоять на страже Полининого здоровья.
Аурика настолько вошла в роль сестры милосердия, что на какое-то время совсем выпустила из виду то, что творилось в жизни ее дочерей. Поэтому когда Валечка представила матери своего мужа по фамилии Велейко, она посмотрела немолодому зятю в глаза и увидела в них отблеск собственной юности. Стоящий перед ней мужчина напомнил ей таинственного Вильгельма Эдуардовича, к дому которого она шла, не чуя под собой земли. Правда, тогда она была гораздо моложе своей дочери…
– Аурика Георгиевна, – сухо произнесла она и протянула зятю свою полную руку, перетянутую чуть выше запястья крупным браслетом из кубачинского серебра.
– Генрих, – представился тот и галантно поцеловал теще холеную руку.
– А отчество у Генриха присутствует? – поинтересовалась Аурика Одобеску и отметила, что лысина зятя замаскирована длинными седыми прядями. «Гадость какая!», – подумала она и почувствовала приступ тошноты.
– Конечно, есть, мама, – ответила за мужа Валечка и собралась было открыть рот, как немолодой супруг наконец-то оторвался от тещиной руки и добавил:
– Давайте без церемоний, дорогая. Если хотите,
– Мое имя – Аурика Георгиевна, – второй раз повторила она и высвободила руку.
– Я подумал, что мы, наверное, ровесники, – вдруг стушевался лысый Генрих.
– Тогда тем более – Аурика Георгиевна, – надменно произнесла теща и попросила Валечку пройти в кабинет Михаила Кондратьевича. – А вы не скучайте, – посоветовала она зятю. – Мы скоро.
– Мама, – зашипела на нее Валентина, как только они оказались в кабинете профессора. – Ты что-о-о?
– Нет, это ты что?! – тут же осадила ее Аурика и почти силком усадила в отцовское кресло. – Это кто?
– Муж.
– Я слышала, что муж. Но он кто?
– Что тебя интересует? – вдруг сникла Валечка.
– Все, – заявила Аурика Георгиевна. – Начиная с биографии и заканчивая местом жительства.
– Он – мой сосед по лестничной клетке.
– Это не профессия.
– Я понимаю. Он инженер. Бывший инженер.
– Пенсионер, значит?
– Работающий, – ответы Валентины явно не отличались развернутостью. – Он занимается внедрением противопожарных систем. Работает у сына в фирме. Между прочим, на хорошем счету и зарабатывает вполне достойно. Плюс пенсия.
– Я не спрашиваю, сколько он зарабатывает.
– А что ты тогда спрашиваешь? – начала закипать Валечка.
– Я спрашиваю, зачем ты с ним расписалась? Ты что, его действительно любишь? – закатила глаза Аурика и показала пальцем себе в темечко. – Вот это? (Она, видимо, имела в виду лысину).
– Я беременна, – устало выдохнула Валентина и затравленно посмотрела на мать.
– Это не повод! – прикрикнула Аурика Одобеску, а потом перешла на громоподобный шепот: – Я понимаю, в мое время! Беременна и без мужа – позор семье, косые взгляды. Но сейчас-то что?! Тебе тридцать первый год. Ты, я так понимаю, давно не девственница, поэтому можно смело называть вещи своими именами. Ты что, не предохранялась с этим своим соседом?!
– Предохранялась, но так получилось.
– Это могло получиться с любым другим.
– Но любой другой ни разу не предложил мне выйти за него замуж, узнав о том, что я беременна. А этот сразу же признал и сразу же предложил.
– И какая по счету у тебя эта беременность? – поинтересовалась Аурика Георгиевна, пытаясь оправдать дочерний выбор.
– Третья.
– Третья? Ты ничего не говорила, – растерялась Аурика и даже присела на стул.
– А когда мне было тебе об этом рассказывать? Да и потом: ты же знаешь, какая я «удачливая»! Я даже родиться в день похорон деда умудрилась.
– Это не ты, – автоматически поправила ее мать. – Это он умудрился быть похороненным в день твоего рождения… Все равно не понимаю: ты сделала два аборта?
– Да… То есть нет…
– Попробуй еще сказать «не знаю», и я за себя не ручаюсь, – взревела Аурика Георгиевна и двинулась в наступление.
– Они сами сделались. Как только пятая неделя – все…
– А кто отцы?
– Какая теперь разница, кто отцы? – резонно отметила Валентина.
– Ну, если они не предлагали признать отцовство, то, конечно, никакой. И вообще, почему он Генрих? Он что? Немец?