Да. Нет. Не знаю
Шрифт:
– А, по-твоему, смысл свадьбы в чем? – пыталась до конца уяснить логику материнских рассуждений Ирина.
– А, по-моему, вообще в свадьбах смысла нет никакого, – дала парадоксальный ответ раздухарившаяся бабка. – Но внучка у меня одна-единственная. Так сказать, наследница. И ваша, кстати, тоже. Потому что на мать ее надежды нет никакой: того и гляди, все имущество церковным крысам отдаст, пусть жрут. С нее станется!
– Мама, – укоризненно выговорила Наталья Михайловна. – Ну что тебе Аля покоя не дает?
– Не верю
– Может, оттого, что хирург, и взялась? – тихо произнесла Ирина, и сестрам сразу стало неловко. – Многие ученые, кстати, – глубоко религиозные люди. Дарвин, между прочим, тоже был верующим, хотя и предположил, что человек произошел от обезьяны. Ньютон, Мендель, Павлов.
– Кто? – не поверила дочери Аурика.
– Павлов, – повторила Ирина.
– Это с рефлексами который?
– С рефлексами.
– Много ты знаешь! – рассердилась Аурика Георгиевна, а когда она сердилась, спорить с ней было абсолютно бесполезно. Сестры это знали и легко соглашались с матерью, давно договорившись не реагировать на ее причуды. Хочет владычица морская свадьбы инфанты Валерии – пусть будет свадьба. Устроим.
При этом сама Лера точно сказать не могла: хочет она замуж или не хочет. Вроде хочет, но можно и без свадьбы. Как подумает, что платье, фата, ноги в туфли засовывать и на каблуках всю церемонию стоять, то не хочет. А на Матвея посмотрит – так вроде и хочет.
– Лерка, – скользил васильковым взглядом по лицу возлюбленной добрый молодец двухметрового роста: – Поженимся, я тебя на руках носить буду. Правда! Не веришь?!
– Верю, – еле заметно подрагивали пушистые ресницы, а в голове бродила привычная мысль: «Сладкого хочется».
– Как они будут жить вместе? – тряслась Алечка и с надеждой смотрела на старшую сестру, активно принимавшую участие в устройстве Лериной судьбы.
– Нормально, – успокаивала Наташа, – как все.
– Она у меня ни к чему не приспособленная, – вздыхала Аля. – Кастрюля с супом стоять будет, она разогреть не догадается. Одни конфеты целый день ест.
– Зато Матвей ко всему приспособленный: мальчик ответственный, не избалованный, за десять лет в Москве всему научился – и суп варить, и носки стирать, и рубашки гладить. За ним некому ходить было.
– Откуда ты знаешь? – покусывала губы Аля, плохо представляя, что такое вообще возможно.
– У меня опыт, – заверила ее сестра. – Я нормальных парней за версту чую, – изображала из себя Наташа проницательную женщину. – Для себя вот только не нашла, – с грустью подытожила она и покачала головой, словно точку поставила.
Пока сестры беседовали на кухне, Матвей кружил вокруг Леры, за плечо заглядывал – пытался в журнале фасон платья рассмотреть.
– Ты
– Посмотреть хочу, что ты выбрала, – смутился Матвей.
– Посмотри, – Лера протянула ему журнал и зевнула, забыв прикрыть рот рукой.
– Не буду, – испугался парень и отскочил от протянутого журнала в сторону, как от чумы. – Примета плохая.
– Не хочешь, не смотри, – легко согласилась девушка и потянулась за конфетой, но взять не успела: Матвей подскочил и по-рыцарски подал ей вазу со сладостями.
– Сластена, – залюбовался он Лерой и поцеловал в макушку, пока девушка разворачивала конфету.
– На, – улыбнулась она и протянула обертку жениху. – Выброси.
С этими же словами Лера протягивала обертки от конфет родителям, когда они были дома.
– Прекрати есть столько сладкого! – срывалась Альбина Михайловна, наблюдавшая за тем, как дочь отправляет в рот одну конфету за другой. – Давай лучше обсудим список гостей.
– Я уже все сказала Наташе.
– Но мне-то ты ничего не сказала, – пожимала Аля плечами и чувствовала, что всерьез ревнует дочь к старшей сестре.
– Ну узнай тогда у нее, – отмахивалась Лера и засовывала в рот очередное лакомство.
Родители переглядывались, а потом быстро отворачивались друг от друга, чтобы не заорать. Даже флегматичный Спицын – и тот не выдерживал, пытался поговорить с дочерью, послушно плывущей по житейским волнам под чутким руководством бывалого капитана – Натальи Михайловны Коротич.
– Зачем Наташка во все сует свой нос? – подливала масла в огонь родительского недовольства Валечка, в очередной раз утратив здравый смысл из-за обрушившегося на нее романа с художником. – Мало нам маман, еще теперь и она! Кстати, где они жить будут после свадьбы?
Спицыны с пониманием посмотрели друг на друга, потом, не сговариваясь, пожали плечами и признались:
– У Аурики.
– Вы что, спятили? – ахнула Валя. – Она же им жизни не даст: все время будет вмешиваться из своего прекрасного далека.
– Ну почему ты так думаешь? – расстроилась Алечка, а ее муж привычно промолчал.
– Да потому, что я знаю нашу маму. Сейчас она в Митяеве, а потом ее ужалит в задницу какая-нибудь муха…
– Оса, – чуть слышно произнес Валентин Евгеньевич.
– Да какая разница! – повысила на зятя голос Валечка. – Пусть оса. Так вот, когда она ее ужалит, мать вернется к себе на Тверскую и начнет наводить порядок. Ты что, ее не знаешь?!
Валентина Михайловна была настроена против Аурики еще и потому, что на данный момент пребывала в атмосфере очередного романа, по отношению к которому Аурика Георгиевна произносила всегда одно и то же: «Где ты нашла этого иди-и-иота?»
– Валька, – говорила она дочери, – я буду жить вечно, потому что уйти в мир иной смогу только при одном условии: когда рядом с тобой окажется нормальный мужчина.