Дачная амнистия. Рассказы
Шрифт:
– Есть! – Дачная амнистия хлопнул себя по голове. – Я понял, кто это может быть!
– И кто?
Дачная амнистия хитро прищурился.
– Фиолетовое создание!
– Кто? – Удивленно спросил Михалыч. – Тебе что, козий сыр в голову ударил?
– Ну, это я так образно обозвал. Помнишь, ту дачницу, что на участок с томиком Пушкина приезжает? А по вечерам романсы поет? У меня козы потом доиться перестают!
– А ей – то зачем?
– Ты не понимаешь, – с видом знатока пояснил Дачная амнистия. – Всегда виноват тот, кто меньше всего
Михалыч задумался.
…На выходные из Москвы приезжало воздушное и эфемерное существо. В широкой ажурной шляпе и длинном платье оно напоминало чеховских дачниц. Под мышкой у нее всегда был томик поэтов серебряного века, а в руке – прозрачный зонтик. Она, конечно, меньше всего вызывала подозрения. Но представить, что эта возвышенная натура ночью таскает свеклу, а потом хрустит ею под покровом ночи, было затруднительно.
– А ты не ошибаешься? – С сомнением спросил Михалыч.
– Конечно, нет! А кому еще? Нет, ты мне скажи, кому еще?
Аргумент выглядел убедительным.
– Действительно, кому же еще? И что же делать?
Дачная амнистия почесал затылок.
– Сама она, конечно, не признается. Надо выведать.
– А как?
– Сам думай. Я тебе и так все разъяснил. Вобщем, некогда мне! Сыр пойду до кондиции доводить.
– То есть, это еще не кондиция? – Удивился Михалыч.
– Далеко нет. Когда будет готов, приглашу попробовать.
– Непременно!
– Вкус такой, что будешь еще долго вспоминать!
– Да я уже сейчас не могу забыть, когда наступит этот момент!
– Один запах чего стоит!..
– У меня просто мурашки по коже!
И они расстались.
Если честно, Михалыч давно уже хотел познакомиться с этим прелестным созданием. Женщины в его военной жизни, конечно, были. Целых две. Одна – повариха из солдатской столовой. У нее отсутствовали два передних зуба, короткие редкие волосы и слегка косил левый глаз, зато она смеялась над каждым анекдотом. С ней было просто и легко. Другая – заведующая гарнизонным продуктовым складом. С этой было сытно. Она вдоволь кормила Михалыча солдатской тушенкой из больших алюминиевых банок, и с тех пор при одном слове «тушенка» у Михалыча начинается что-то вроде аллергии.
Однако все это было не то. Не хватало в отношениях возвышенности, романтизма, какого-то томления души…
Поэтому он решил использовать повод и нанести визит прекрасной даме.
Собирался целый день. Костюм оказался несколько мал. Да и то сказать – последний раз он его надевал, когда еще лейтенантом собрался пригласить в кино дочку начальника штаба. Собственно, перед этим событием он и купил его в местном военторговском магазине. Но начальник штаба откуда-то узнал, скорее всего, от продавщицы, и предусмотрительно отправил Михалыча на гауптвахту, а дочку – к бабушке в деревню. Так и висел костюмчик все эти годы в шкафу, покрываясь пылью и уменьшаясь в размерах. Последний факт был вообще из разряда загадочных. Периодически Михалыч его
Хотя, если погладить и не застегивать впереди, то вполне сойдет. Трудности оказались с обувью. Сначала брюки он попытался всунуть в сапоги. Прошелся по дому, оценивая себя со всех сторон.
Потом решил надеть навыпуск.
Снова прошелся.
Показалось хуже: при ходьбе брюки натягивались и затрудняли движение.
После некоторого раздумья решил вернуться к первому варианту.
Вместо дезодоранта воспользовался репеллентом от комаров.
Седые виски закрасил сажей из бани.
Зато зубы почистил не как всегда – рукавом, а использовал настоящий зубной порошок.
Завершила создание образа широкополая шляпа, которую племянник в свое время привез из Мексики.
Вид стал романтический, а легкая грусть в глазах довершила образ, придав ему загадочности и неотразимого мужского шарма.
Когда мачо вышел за ворота, воробьи перестали чирикать, а бездомный кот прыжками скрылся в ближайших кустах. Сам собой медленно и протяжно ударил колокол пожарной рынды.
Соседи прекратили работу и уставились в щель между заборами.
– Вот она какая: «Смерть дачника»!
– Сущий Армагеддон!
Михалыч сделал вид, что он что-то ищет на земле, и радостные лица как ветром сдуло.
… Эфемерное создание сидело в шезлонге и водило пальчиком по строчкам.
Михалыч потоптался перед калиткой и кашлянул.
– Я это… Того… Иду мимо, дай, думаю…
Создание подняло на него томный взор.
– Неужели?… Что глаза мои видят? Кто стоит предо мной, в даль небесную мысль уводящий! Мой герой, чей образ во снах мне являлся и причиной служил моих ран опаляющих!..
Михалыч оглянулся.
– Именно ты, незнакомец мой призрачный! Блуждание мыслей моих ускоряющий!
Она понизила голос до контральто и медленно прорычала, изображая томление:
– И голос в ночи будоражащий!
– Это все я? – Удивился Михалыч. Он испугался, и уже было сделал несколько шагов назад, но дама вспорхнула с шезлонга, быстро догнала и стукнула по голове веером.
– Проказник!
Она захохотала.
Михалыч потер лоб.
– Прошу в дом! Правда, у меня немного не прибрано. Я же не знала, что день так сложиться. Просто чудесно! Шарман! Монефик!
Зайдя в переднюю, Михалыч оторопел. Он никогда не видел такого количества кружевных занавесочек и салфеток. Сбоку стояла большая амфора, в которой еще древние греки, наверное, солили огурцы, а во всю стену висела огромная картина. Изображала она слонов на тонких ножках, которые шли по песчаному пляжу, а на переднем плане дергался человек с крыльями как у председательского петуха.
«Сальвадор Дали», – прочитал Михалыч.
Человек на картине пытался взлететь.
«Еще бы, – подумал Михалыч. – По песку далеко не убежишь».