Дагги-тиц
Шрифт:
Трудно поверить, что за неделю можно подготовить спектакль. Пусть маленький, для школьной сцены, однако все же целое представление.
Впрочем, это лишь Инки казалось, что — за неделю. На самом деле возились немало, с лета: костюмы готовили, с малышами репетировали. Но Инки-то пришлось осваивать роль всего за семь дней! И ему чудилось, что все произошло стремительно. Он не успел еще оглядеться в новой школе, а тут — будьте добры, премьера!
За два дня до нее Инки совсем перестал бояться. Не стеснялся уже ни взглядов со стороны, ни своего комарино-гусарского костюма с прозрачными крылышками и жестяными шпорами на кроссовках. Даже когда репетировали в школьном зале и набивалось
Р-раз!..
И на премьере все шло, как задумано. Детсадовские «букашки» спели свои песенки, сплясали танцы, помогли Полянке водрузить посреди сцены большущий самовар (настоящий, начищенный). Под такую вот песенку:
Аты-баты, шли солдаты! Аты-баты, на базар! Аты-баты, что купили? Аты-баты, самовар! Только это — просто слухи! Самовар достался Мухе! И она сейчас зовет К чаепитию народ… Полянка чистым голоском пела: Приходите все букашки, Я вас чаем напою… Тут-то и появился злодей!…Инки отвоевался как надо! И бумажная голова, дергая ресницами-гребешками, под шумные хлопки зрителей полетела на доски сцены. Щуплый Юрасик — в соломенном парике, в куцых портках из мешковины, в маленьких лаптях и залатанной рубашке — выскочил из картонного короба и завопил:
— Ай! Не надо, я это понарошку! Я больше не буду!
Инки хлопнул его шпагой по мешковине, и бывший Паук вприпрыжку удрал за декорацию с намалеванными подсолнухами. Инки ловко перебросил оружие в левую руку. Развернулся к Мухе. Сдернул с Полянки сеть. Полянка… она смотрела, будто он и правда спас ее от гибели.
— Я злодея победил? — сказал Инки и почуял, что на него вдруг валятся ватными мешками прежние стыд и робость. И голос, кажется, стал сиплым. Он кашлянул и с перепугу спросил тонко-звонко: — Я тебя освободил?
— Победил… Освободил… — Полянка старательно кивала. Видимо, поняла, что с Инки творится неладное, и показывала изо всех сил: говори дальше, не бойся!
А он боялся! Обмяк. Сказать Полянке «А теперь, душа-девица, на тебе хочу жениться!» было немыслимо. На репетициях говорил тыщу раз — и хоть бы хны, а тут, при полном зале… Будто он по правде должен признаться Полянке в любви…
Инки зажмурился. Согнул одеревенелую руку (в которой шпага), рукавом футболки вытер под носом. Выговорил с ощущением, что сейчас провалится под сцену:
— Я… это… теперь… давай поженимся, ладно?
…И были шум, смех, шквал хлопков, заключительная пляска обрадованных «букашек», и Полянка держала его за руку и шепотом говорила «кланяйся», и он кланялся, будто ему перебили поясницу. И вертелось в голове: «Второй раз выступаю с ней, и второй раз скандал… Она теперь наплюет на меня…»
Потом Инки утащили за кулисы. Зоя сбросила с него гусарский кивер и встрепала мокрые волосы.
— Ну, ты герой! Талант… Импровизатор! Тебя надо в театр Мейерхольда!
Инки
Когда зрители разошлись, участники спектакля устроили за кулисами настоящее чаепитие. Из того самого самовара. С рафинадом и сухими бубликами. А после чая «штурманята» встали кружком и, обнявшись за плечи, спели «Пароходик». Инки уже знал, что в этой компании такая традиция. Сам он почти не пел, стеснялся, только шевелил губами, но чувствовал под ладонью Полянкино плечико, и было ему хорошо.
Когда шли от школы к Полянкиному дому, стыдливость опять облепила Инки, будто клейстер.
— Ты чего? — сказала Полянка.
Он ответил честно:
— Да ну… тошно вспомнить. Встал там, как чурбан придурошный, слова застряли… Ты хотя бы треснула меня по шее!
— Что ты! Зрители бы не поняли…
— Да не тогда, а сейчас!
Полянка на ходу потрогала его жилку у глаза.
— Не выдумывай…
— Больше ни разу не сунусь на сцену.
— Не выдумывай, — сказала она опять, и почему-то Инки не решился спорить.
Чтобы сменить разговор, он спросил насупленно:
— А эта песня… про пароход… она откуда? Я ее до приезда сюда ни разу не слыхал.
Полянка шла рядом, смотрела перед собой и молчала. Слишком долго молчала. Инки тревожно глянул на нее сбоку. Полянка опустила лицо.
— Ее сочинил Мелькер. Это наш бывший руководитель. Мы его так звали… Есть такая книжка, называется «Мы на острове Сальткрока», и в ней очень добрый дядька, он дружил с детьми. Ну вот и нашего Бориса мы так прозвали…
— А где он теперь?
Полянка потерла щеки, опять глянула вперед и сказала:
— Его убили.
ВТОРАЯ ЧАСТЬ
КРАСНЫЙ ФЛАГ С КОСИЦАМИ
Жизнь в городке Брюсово
Полянка рассказала, как все случилось. Коротко рассказала, с намокшими глазами, но понятно.
— Это все из-за нашего полуподвала, на Штурманской… Хорошее такое помещение, невысокое, но просторное. Мы там занимались, я уже говорила. Был детский клуб… Мы сами там все отремонтировали, рамы починили, стены покрасили. Мелькер все деньги потратил, которые копил на мотоцикл… А когда все стало как новенькое, полуподвал сразу понравился начальникам. Даже не начальникам, а одному тут… бизнесмену… Есть в Брюсове такой… по фамилии Молочный… Все старается захапать себе, чтобы сделаться самым главным в городе, главнее мэра, Волчаткина. Этот Волчаткин ему во всем поддакивает… Молочный узнал про наш полуподвал и решил, что там получится хорошее кафе, вроде «Макдоналдса». А Волчаткин сразу устроил комиссию, та явилась и говорит: «Здесь не приспособлено для детских занятий, освобождайте…» Понимаешь, это когда мы столько сил положили… И куда нам деваться? А они говорят: «Куда хотите, это не наше дело…» Тогда Мелькер и сказал им, что будет биться до конца за наш клуб, пусть хоть убивают… Он, конечно, не думал, что они это сделают по правде… А они это сделали. Только не сразу, а по-хитрому… — Полянка стала похожа на ощетиненного мальчишку.
— Подослали убийцу, да? — тоскливо спросил Инки. Он боялся, что Полянка заплачет по-настоящему.
— Подослали… троих ребят. Восьмиклассников. Потом оказалось, что один был племянник начальника милиции, который друг Волчаткина. Они пришли, будто записаться в клуб. Ну, Мелькер обрадовался, нам старшие мальчишки были нужны, а то ведь только Гвидон да Валерий, на них главная работа, когда что-то надо мастерить. А тут сразу три помощника! Мы тогда как раз достраивали машину «Глюкоза-бенц», старинного вида… Она сейчас в Зоином сарае…