Далекая звезда

Ливадный Андрей Львович

Слишком неожиданно, слишком стремительно развивалась катастрофа, чтобы он мог задавать себе вопросы и искать ответы на них.

Нет, Андрей, конечно, не предавался размышлениям: он проживал каждую секунду падения, мучительно осознавая свою беспомощность, изнывая от гнета предельных перегрузок, понимая, что фрегат падает, несмотря на стоическое сопротивление систем аварийного пилотирования, и жить, наверное, осталось меньше минуты.

Внутри все сжималось в ледяной комок в ожидании удара о планетную твердь.

На экранах обзора бесновалось объявшее

обшивку пламя, затем один за другим начали выходить из строя внешние видеодатчики, и последние секунды падения командир «Одиссея» провел в полном неведении…

Удар был страшен.

Огромный корабль коснулся планетной тверди, вспарывая безжизненную вулканическую равнину, словно гигантский пылающий плуг, выбрасывая ввысь десятки тонн раскаленной, горящей почвы. Выбитая ударом земля поднималась по обе стороны от двигавшегося по инерции, чудом сохранявшего целостность конструкции корабля, двумя исполинскими опадающими валами, от корпуса фрегата отрывало фрагменты обшивки, сносило оплавленные надстройки, и, наконец, не выдержав, начал с громоподобным скрежетом разламываться сам корпус…

Казалось, что планета издала тяжкий стон, принимая в свое лоно многотонный космический корабль, — некоторое время он продолжал двигаться по инерции, оставляя за собой длинный, уродливый, дымящийся шрам, глубиной в десятки метров и шириной почти в полкилометра.

Горящая почва местами плавилась, принимая вид потрескавшейся, непрозрачной стекловидной массы.

…На боевом мостике пилот-ложемент вырвало из креплений и ударило о стену отсека с такой силой, что Андрей потерял сознание. Он уже не видел, как загорелся проломленный пластик развороченных приборных панелей, а удушливый дым наполнил отсек, и лишь сработавшая система пожаротушения остановила распространение огня, спасая жизнь человека…

Последний удар оказался наиболее силен и страшен — инерция движения ударила фрегат о скрытый в глубинах спрессованного вулканического пепла выступ твердых горных пород, корабль еще раз содрогнулся, по соединениям бронеплит побежали трещины, и, наконец, фрегат остановился, глубоко зарывшись носовой частью в развороченную землю и высоко задрав покалеченную, неузнаваемую из-за деформаций корму.

Казалось, что катастрофу не пережил никто — ни люди, ни кибернетические системы.

Над местом падения повисло облако пепла и дыма…

Он не знал, с какой целью вышел из изувеченного корабля.

Бледное лицо Андрея хранило печать перенесенных страданий. Двадцать часов потребовалось ему, чтобы, при содействии механизмов технической поддержки, добраться до тех отсеков, где на момент катастрофы находились люди. Боевые посты, как назло, располагались на разных палубах, внутренняя связь не работала, и он, пробираясь по деформированным коридорам, то впадал в глухое отчаянье, то тщил себя надеждами…

Все оказалось намного хуже, чем он предполагал.

Ему удалось одного за другим вызволить четверых товарищей из плена покореженного металла, Андрей боролся за их жизни до последнего, он сделал практически невозможное,

сумев вырвать их из лап смерти, потом, уже плохо соображая от усталости и полнивших душу горьких чувств, он орал на дройдов, расчищавших проходы к биологическим лабораториям, сам хватался за плазменную горелку, порываясь помогать им, но, приходя в себя, бросал смехотворные усилия: с расчисткой проходов кибермеханизмы справлялись лучше и быстрее, а он был нужен людям, и тогда Андрей возвращался к эвакуированным из пострадавших отсеков членам экипажа, но все они находились в бессознательном состоянии, а автономные системы жизнеобеспечения боевых скафандров фактически исчерпали свой ресурс…

Людям требовалась срочная, квалифицированная помощь, хирургические операции, помещение в установки биологической реконструкции для немедленной регенерации жизненно важных органов.

Почти сутки жизни его товарищей висели в буквальном смысле на волоске. Он сделал все, что в человеческих силах, но когда команда технических сервомеханизмов сумела, наконец, вскрыть модуль «Преобразователя» и совмещенного с ним комплекса биологических лабораторий, Андрей, находясь на пределе сил, испытал еще одно жестокое разочарование.

Отсеки с аппаратурой «Преобразователя», являющиеся наиболее защищенной частью фрегата, вообще не пострадали при катастрофе, однако использовать их он не мог — вследствие крушения автоматика погасила реактор, а на автономном запасе энергии биореструктивные комплексы, учитывая, что нуждающихся в сложной помощи пациентов было четверо, не проработают и суток…

Безвыходная ситуация.

Он мог спасти двух из четверых пострадавших, не более.

Андрей понимал: сделать выбор в чью-либо пользу — выше его сил. Как он сможет кого-то спасти, а кого-то приговорить к смерти?

Да, но если бездействовать, погибнут все…

У него оставались сутки. Ровно столько четыре камеры поддержания жизни, куда он переместил тела пострадавших, проработают на имеющемся запасе энергии, не оказывая подопечным радикальной помощи, но и не позволяя их состоянию ухудшиться.

Так называемый «консервационный режим».

Что же делать? Реактор за сутки не запустить, доклады от автоматики не поступают, сервы с трудом прокладывают себе путь по деформированным при крушении коридорам и палубам.

Но даже если я найду альтернативные источники энергии, что дальше! — тяжело размышлял Андрей. — Планета непригодна для жизни, слишком мал процент кислорода в атмосфере, да и сам воздух представляет губительную для человека газовую смесь.

Есть ли тут исконная биосфера, будет ясно в ближайшие часы: он отправил бесполезных в сложившейся ситуации андроидов пехотной поддержки для исследования прилегающей к месту крушения территории. Если им удастся обнаружить наличие исконной жизни данного мира, то образцы обитающих тут существ, найденных растений, пробы грунта и воздуха, взятые на удалении от места крушения, после исследования и анализа на аппаратуре «Преобразователя» полностью прояснят ситуацию.