Далёкие огни, или В ад и обратно
Шрифт:
Он приблизился к одному из таких костров. Четверо безликих существ сидели возле огня, пятый спал чуть поодаль.
Молча сел к огню. Было холодно, накрапывал мелкий колючий дождь, и ему необходимо было отогреться.
– Мы тебя не знаем, – прошамкал один из бомжей, оказавшийся стариком в рваной, местами прожжённой телогрейке. – Мы чужих не берём. Прописка есть?
Он пожал плечами.
– Какая ещё прописка?
– Нету у него никакой прописки, – встрял другой бродяга, здоровенный детина лет пятидесяти, закутанный в старенькую
Он снова пожал плечами.
– Ну и что?
Вступать в беседу с этими битюгами ему не хотелось.
– А и то, – раздражённо ответил тот, что в шинели. – Пузырь поставишь – пропишем. Бессрочно.
– Дело говоришь. Коля, дело, – подал голос старикан. – Перед законом все равны. Здесь тебе, парень, не партсанаторий.
– Это я уже заметил, – проворчал он.
– Ну как, сгоняешь за пузырём? – спросил здоровяк в шинели, или, попросту, Коля.
Он молча кивнул.
Через полчаса он вернулся, неся две бутылки водки, несколько солёных огурцов и буханку чёрного хлеба.
– Вот это по-нашему, – расплылся в беззубой ухмылке старикан. – Садись, парень, сейчас прописку оформлять будем.
Пили впятером. Из завязавшейся беседы выяснилось, что здоровяк Коля – бывший полковник КГБ, оказавшийся не у дел и клявший новые порядки на чём свет стоит; дед Евсей (так звали старика) – коренной питерец, на волне приватизации за бесценок продавший свою квартиру, а деньги пропивший. Двое других пили водку молча и о себе рассказывать, по-видимому, ничего не собирались.
– Ну а ты чего молчишь? – прошамкал дед Евсей, обращаясь к Петру и хрустя солёным огурцом. – Из каких краёв будешь?
– Местный я. Из этого самого города.
– Местный? А какого хрена здесь ошиваешься? Топал бы до дому, до хаты.
– Нет у меня дома. И идти мне некуда.
Больше он ничего рассказывать о себе не стал. Впрочем, и рассказывать-то было нечего.
Заснули здесь же, у костра. А утром он снова побежал за водкой.
За те несколько дней, что он провёл в «бомжеубежище». Он сильно пристрастился к спиртному. Пил либо в компании новых знакомых, либо в одиночку. Деньги таяли с неимоверной быстротой.
Как правило, днём бомжи отправлялись на промысел, а вечером вновь собирались у костров. Так и текла их жизнь – бесцельно, тупо, в пьяном угаре.
Глава четвёртая
Вот в один из таких сырых вечеров и объявился у их костра доктор. Он действительно был врачом из местной городской больницы, а сюда, в «бомжеубежище», наведывался исключительно из альтруистических побуждений. С каждой получки покупал несколько бутылок водки и поил местных бродяг, за что и был здесь всеми уважаем и почитаем. Некоторым из них походя оказывал необходимую медицинскую помощь, а двоих или троих, которые нуждались в более серьёзном лечении, на свой страх и риск пристроил к себе в больницу.
Было ему лет тридцать семь – сорок, носил бороду и страшно любил выпить.
Доктор
– Здорово, мужики. Примете в свою компашку?
– Такому гостю мы всегда рады, – оживился дед Евсей, узнав в незнакомце их общего благодетеля. – С чем пожаловал?
– Как всегда. – Доктор вынул из сумки три бутылки водки. – Пей, мужики, сегодня я у вас за виночерпия.
– Хороший ты мужик, понимающий, – сказал полковник Коля. – Вот только не балуешь ты нас своими визитами.
– Так я ж не Рокфеллер, чтоб поить вашу братву каждодневно, – рассмеялся доктор.
– А ты так, налегке, заходи. Без спиртного.
– Тебе у нашего костерка всегда место найдётся, – добавил дед Евсей. – Фигурально выражаясь, имеешь ты здесь, в нашем бомжатнике, пожизненную ренту.
Доктор тем временем был занят откупориванием бутылки.
– Вся эта водка – дерьмо, – мрачно заявил полковник. – К стенке поставил бы того подлеца, который её выдумал.
– А зачем же её пьёшь?
– Так ведь и жизнь – тоже дерьмо…
Все рассмеялись.
Принесённые доктором бутылки опорожнили в считанные минуты. Доктор пил наравне со всеми.
– Болящие есть? – поинтересовался он, когда всё было выпито.
– Геморрой у меня, – отозвался дед Евсей.
– На заднице сидишь много, – отмахнулся доктор.
– А на чём же мне сидеть? – огрызнулся дед.
– Да нет у нас здесь больных, – сказал полковник. – Это вон у того костра, – он махнул рукой в пустоту, – мужик животом мается. Какой-то гадости обожрался, того и гляди, коньки отбросит. Несёт его в тридцать три струи.
– Посмотрим.
Доктор поднялся и растворился в темноте. Через четверть часа он вернулся.
– Всё, жить будет. Напичкал его таблетками. Завтра к утру полегчает.
Тут взгляд его остановился на Петре.
– Новенький?
* * *
К тому часу он был уже изрядно пьян, и на вопрос доктора смог лишь кивнуть.
Доктор с интересом изучал его.
– Откуда же ты такой взялся?
– Да здешний он, – пояснил дед Евсей. – Приблудился вот на днях.
– Вот оно что!
Больше доктор к нему не обращался, хотя изредка продолжал бросать на него любопытные взгляды.
На следующий день страшно болела голова. Он провалялся у потухшего костра до полудня, затем попытался подняться, но внезапно пронзившая правый бок острая боль заставила его со стоном рухнуть на землю. Он был один: ни деда Евсея, ни полковника, ни других его соседей по костру в «бомжеубежище» не было. Видать, подались в город на заработки и поиски пропитания.
Доктор объявился ровно в час. Он вырос перед ним так же внезапно, как и накануне вечером. Присев на корточки, долгим участливым взглядом рассматривал лежащего у его ног человека. Потом достал из кармана плаща начатую бутылку водки, налил полстакана и протянул Петру.