Далекие острова. В чужих краях
Шрифт:
– Так и не скажете зачем ездили в лагерь и на границу?
– спросил доктор.
Неожиданно фонарь мигнул, видимо засорился фитиль, а потом на мгновение ярко вспыхнул, осветив улицу. Прислонившись к стене дома, стояла дикарка, которую я видел сегодня возле магазина. Она смотрела вверх, на мое окно.
– Ничего серьезного, - ответил я, - с инспекцией ездил. Делаю за Рока грязную работу.
Утром я рано встал, позавтракал и отправился в комендатуру. Молодая дикарка не выходила у меня из головы. Почему она следовала за мной по улице, а потом караулила возле
В свое время Рок попросил лейтенанта Веса рассказать мне о жизни дикарей. Похоже пришло время воспользоваться его услугами.
На улицах было людно, мамаши и няни вели упирающихся детей в школу, служанки торговались с владельцами палаток и маленьких магазинов, а фермеры развешивали товары на специальных подставках, установленных прямо на мостовой. Навстречу мне попалось несколько аборигенов, мужчин и женщин. Они несли на головах тяжелые корзины с фруктами. По дороге я два раза останавливался и озирался по сторонам. Вчерашней молодой дикарки не было, зато на набережной за мной увязалась, какая-то старуха. Я случайно заметил ее отражение в витрине. Чтобы убедиться наверняка, пришлось задержаться у прилавка с деревянной посудой. Старуха тоже остановилась, уселась прямо на тротуар и сидела, пока я не пошел дальше. Уже у самых дверей комендатуры она куда-то пропала.
В комнате следователей, не смотря на ранний час, было накурено. Вес сидел за столом и что-то печатал на машинке.
– Доброе утро,- сказал я.
– Доброе утро, - он на мгновение прервался, - Вы ко мне?
– Да, хотел поговорить.
– Вы не могли бы подождать пару минут. Мне надо закончить отчет.
– Конечно, - ответил я, сел на стул, стоящий у стены, и огляделся. Стол Веса был завален, какими-то бумагами и коленкоровыми папками. С краю примостился бронзовый подсвечник с коротеньким огарком, стояла грязная чашка, а на стопке чистых листов лежал странного вида нож. Сначала мне показалось, что это обычный сувенир, который используют для разрезания бумаги, но присмотревшись повнимательнее, я сообразил, что передо мной лежит настоящий стилет тонкой работы, возможно кованный местным кузнецом. По крайней мере на островах, я не встречал ножей такой странной формы и подобную насечку видел впервые. Брать его в руки, без разрешения, я постеснялся, но рассмотрел очень внимательно.
Вес не обращал на меня никакого внимания, и я решил размять ноги, встал, прошелся по комнате и остановился возле окна. Из кабинета Рока видна была зеленая лужайка и круглая клумба, засаженная экзотическими цветами. Здесь вид был намного хуже. Окно выходило во внутренний двор, заставленный служебными экипажами. Наверно поэтому в комнате было так накурено, следователи редко проветривали, чтобы не впускать в комнату запах конюшни.
Наконец Вес закончил, подшил документ в папку и аккуратно завязал тесемки.
– Можем поговорить здесь или давайте выйдем на воздух, - предложил он, убирая отчет
– Давайте прогуляемся.
Мы вышли в коридор, миновали несколько закрытых кабинетов, спустились с крыльца и присели на лавочку. Вес сразу закурил. Часовой отошел подальше, чтобы нам не мешать.
– О чем Вы хотели со мной поговорить?
– спросил лейтенант.
– В свое время, Вы обещали рассказать мне о туземцах. Возможно, по долгу службы, мне придется столкнуться с деревенскими жителями, а я о них ничего не знаю.
Вес внимательно посмотрел на меня.
– Что конкретно Вас интересует?
– Скажите, они могут оставаться в городе на ночь?
Вес улыбнулся.
– Аборигены должны покидать город до захода солнца, но, как Вы знаете, некоторые туземные женщины живут с офицерами и для них сделано исключение.
– Им выписывают пропуска?
– Да. Есть специальная форма, ее можно взять в комендатуре.
– А родственники могут приехать к такой женщине погостить?
Лейтенант нахмурился, похоже мои вопросы ему не особенно нравились.
– Такое возможно, - наконец ответил он, - как Вы понимаете, никто не будет специально следить за всеми туземцами, прибывающими в город. Конечно, кто-нибудь из родственников может остаться на ночь в сарае или на конюшне. В господский дом их не пустят.
Обдумывая следующий вопрос, я полез в планшетку за сигарами и случайно наткнулся на обломки стрелы, которые захватил из лагеря лесорубов. Наконечник больно оцарапал руку, и я вскрикнул от неожиданности.
Вес вздрогнул.
– Что такое?
Я выругался, достал стрелу и протянул лейтенанту.
– В лагере меня обстреляли. Вот, подобрал трофей, возможно он Вам пригодиться.
– Зачем?
– удивился Вес.
– Эту стрелу в меня выпустил один из людей Муки, думаю такие же используют при нападении на обозы. У нее оперение характерного цвета и наконечник интересной формы.
Следователь нахмурился, взял стрелу в руки, и осмотрел без особого любопытства.
– Не думаю, что она может нам пригодиться. Ее не с чем сравнить. Как я уже говорил, дикари вырезают наконечники из тел и уносят с собой.
– Это-то меня и удивляет, - признался я, - раньше они никогда так не делали. Возможно в этом что-то кроется.
– Очевидно они хотят скрыть принадлежность нападавших к тому или иному племени.
– Но мы же с Вами совершенно точно знаем, что это дело рук людей Муки или нет?
Лейтенант кивнул.
– Это не подлежит сомнению.
– Скажите, а какого цвета оперение у стрел аборигенов, живущих в деревнях на нашей территории?
Вес насупился. Я вспомнил, что он живет с дикаркой и с большой неохотой говорит на подобные темы.
– Вы вообще представляете, как делают стрелы?
– неожиданно спросил он.
– Нет, - честно признался я.
– Цвет зависит от птицы, из перьев которой делают оперение. Чаще всего для этих целей используют перья из крыла мани, это местный индюк. Из одного крыла берется всего 6 перьев, а для изготовления одной стрелы их нужно три или четыре.
– Интересно, - сказал я.
– Индюки все одинаковые, а оперение туземцы не красят, поэтому мы не сможем определить, какому племени принадлежат стрелы.