Далекие странники
Шрифт:
Этот странный человек произносил слова медленно и отрывисто, будто дряхлый дед. В сочетании с молодым неподвижным лицом такая манера речи выглядела неестественной до ужаса. Вэнь Кэсин только сейчас обратил внимание на эту занятную особенность. Он не был безрассудным и, выплеснув первую злость, ощутил тревожные подозрения, которые не успел озвучить — как раз в этот момент Чжоу Цзышу вытер рукавом рот от крови и тихо спросил:
— Почтенный Древний Монах, зачем ты это сделал?
— Я проверял, можно ли тебя исцелить, — невозмутимо объяснил Е Байи. — И я не говорил, что я Древний
Вэнь Кэсин знал о внутренних травмах Чжоу Цзышу и не удивился словам о его здоровье. А вот вторая фраза заставила задуматься. Е Байи отмахнулся от догадки по поводу своей личности, не выказав ни капли уважения к Древнему Монаху. По меньшей мере это означало, что они с Монахом принадлежали одному поколению. Не в силах сдержать любопытство, Вэнь Кэсин снова всмотрелся в гладкое юношеское лицо Е Байи. При этом в его голове крутилась лишь одна мысль: «Насколько же стар этот ненормальный?».
— Когда верхняя балка кривая, то и нижние гнутся.[195] Я не удивлён, что ученик Цинь Хуайчжана оказался бестолковым. И всё же послушай доброго совета: если ты плохо его знаешь, — Е Байи глазами указал на Вэнь Кэсина, — не стоит узнавать лучше. Он ещё больший негодяй, чем ты.
У Вэнь Кэсина не осталось сомнений: этот обжора был рождён стать его заклятым врагом. От одного взгляда на древнего придурка в груди вновь заклокотала злость.
— Плохо меня знает?! — выпалил Вэнь Кэсин. — Старый дурак, ты когда-нибудь слышал о «чужих до седин» и «друзьях с первого взгляда»?[196] Можешь сколько угодно кичиться своим возрастом, но с каких пор привилегии старшего дают право не только рассуждать об истинной природе вещей, но и копаться в чужом белье?
Е Байи мгновенно продемонстрировал скверный характер:
— Смерти ищешь, сопляк? — прорычал он и ринулся в атаку.
Чжоу Цзышу до сих пор пытался выровнять внутренний поток ци и не годился для уличной драки, не сулившей снисхождения молодости или почтения старости. Поэтому он благоразумно отступил на пару шагов, запрыгнул на ближайшую стену, уселся в позу для медитаций и занялся нэйгуном.[197] Восстанавливая дыхание, Чжоу Цзышу с интересом наблюдал за борьбой поколений.
В то время, когда все вокруг потеряли покой из-за Кристальной брони и Долины призраков, никто и знать не знал, что в пустынном переулке разыгрался поединок столетия между великими мастерами кунг-фу. Е Байи отрицал, что он Древний Монах, а у Чжоу Цзышу не было веских доказательств. Однако кунг-фу Е Байи вполне соответствовало уровню легендарного бессмертного.
Вэнь Кэсин оказался достойным соперником. Присмотревшись, Чжоу Цзышу заметил, что в совокупности его движения сильно отличались от «Восемнадцати узоров Света осени». Хотя в своё время Вэнь Жуюй считался выдающимся мастером, сын на голову превзошёл отца.
Три связки, которым Вэнь Кэсин недавно обучал Чжан Чэнлина, были заимствованы из техники старшего Вэня. Они являлись воплощением честного и благородного боя. Но сейчас удары Вэнь Кэсина переполняла невероятная безжалостность. Чжоу Цзышу не мог предположить, к какому стилю они принадлежали, в какой школе могли
Чжоу Цзышу слегка сощурился, присмотрелся внимательнее, и его смутные предположения начали обретать форму. Это было даже забавно — все исключительные фигуры цзянху, которых Чжоу Цзышу не знал в лицо, находились сейчас прямо перед ним!
Внезапно на кожу Чжоу Цзышу упала ледяная капля. Резко похолодало, и тихая морось быстро перешла в частый дождь. Чжоу Цзышу плотнее запахнул накидку, разогнул скрещенные ноги, свесил их со стены и крикнул в сторону мелькавших за водной пеленой силуэтов:
— Эй, старший Е, Вэнь-сюн! Ливень разошёлся, я уже замёрз тут! Если вы почти закончили, как насчёт того, чтобы закруглиться? — он сказал это так, будто наблюдал потешное цирковое представление, а не эпическое сражение исключительных мастеров боевых искусств.
Е Байи презрительно фыркнул и отпрыгнул на пару чжанов назад.[198] Опустившись на землю, он поправил разъехавшиеся в ходе боя отвороты накидки и то, что осталось от широкого рукава, край которого был отодран. Чжоу Цзышу развеселила мысль, что порча чужих одежд вошла у Вэнь Кэсина в привычку. Видимо, из-за собственных склонностей, которые не принято обсуждать в приличном обществе, ему не терпелось пообрывать рукава всем вокруг.
Вэнь Кэсин выглядел неважно, а чувствовал себя и того хуже — все его внутренности будто перевернулись вверх дном. Схватившись за грудь, он отшатнулся на пару шагов и выплюнул полный рот крови. Разрушительная ци последнего удара Е Байи задела его по касательной, наверняка сломав пару рёбер.
Е Байи бесстрастно подвёл итог поединка, крикнув противнику:
— Ты выдохся! Я лишу тебя жизни в следующие десять ударов, если продолжим.
Согнувшись и сгорбившись, Вэнь Кэсин прожигал его ненавидящим взглядом.
Чжоу Цзышу недовольно поморщился и подал голос:
— Почтенный Е, учитывая, что вы старший, скажите, почему единственное спасение, которое вы для нас приберегли — это смерть?
«Будь любезен, отлипни! Возвращайся на свою гору и займись садоводством или чем там старики занимаются. Совершенно незачем было впрыгивать в штаны и мчаться в Дунтин разгребать чужое дерьмо», — прибавил он про себя.
К досаде Чжоу Цзышу, его слова неожиданно подстегнули Вэнь Кэсина, и этот болтун бесстрашно заявил:
— Старый хрыч, время твоего расцвета прошло![199] Я лишу тебя жизни в следующие десять лет, если протянешь столько.
Е Байи отреагировал на угрозу убийства как на превосходную шутку. Сперва он изумился, а потом расхохотался так безудержно, что Чжоу Цзышу всерьёз забеспокоился, не треснет ли лицо этой каменной статуи от сильного искажения?
— Ты?! Лишишь меня жизни? — задыхался Е Байи. — Неплохо! Даже отлично — за пятьдесят лет ты первый, кто осмелился угрожать мне. Что ж… буду ждать с нетерпением!