Далёкий край
Шрифт:
Близятся обрывы другого берега. Наверху дремучий лес. На песках тальники.
Вот и узкое горло озера. Удога огляделся. Пустынная река сверкает, как большая рыба. Песчаный бугор поплыл назад… Нет, никого не заметил Удога…
«Погони нет», — решил он.
Он завернул оморочку и сильными рывками погнал ее в тальники.
«А ее я так и не встретил», — подумал парень.
И вдруг его разобрало сильное зло на Бельды. Ясно было, что они во всем виноваты.
«Подручные маньчжуров! Маньчжурские собаки! Вместо нее встретил трех Бельды!»
Маньчжуры
«Опять хватают наших девок! Может быть, ее схватили…»
Парень привез водку, отдал ее старикам, рассказал на стану, как в лицо видел врагов. Самары угостили хозяина тайги, Мангму, разных покровителей. Сами выпили.
Поздно вечером, забравшись под полог, Удога снова задумался о ней…
«А где же она? Ведь где-то же она есть! Ведь видел же ее дядюшка Дохсо! Это проклятые Бельды помешали мне ее найти… Ну погодите!.. Мы вам все припомним: как брата на охоте обидели, как нас убить хотели, как на наших речках охотились… Конечно, — рассуждал Удога, — раз от них вред, то мы должны воевать против них. Если бы от них вреда не было, то не надо было бы воевать… Только когда их уничтожим, будем хорошо жить…»
Ла и старики еще долго разговаривали у костра и пили водку маленькими чашечками.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
БИТВА
Бельды тем временем не зевали. Они не испугались Удоги, а лишь схитрили.
После встречи с Удогой Писотька и Улугу поднялись на гору. Они выследили Самара, когда он перевалил Мангму, и открыли убежище ондинцев.
Самары ночевали поодаль от берега, за ивняком, на песчаной возвышенности, окруженной болотами, между протокой и глубоким заливом. Подхода к стану по берегу не было, оставался единственный путь для нападения — по воде.
Ночью в Мылках шли приготовления к бою.
На заре в озеро вошли пятнадцать больших лодок, полных вооруженными людьми.
Бельды утыкали борта своих лодок зелеными ветвями и тихо двинулись на шестах вдоль берега.
Туман полосами тянулся через озеро, цеплялся за остроголовый ельник на холмах. Плавилась и плескалась рыба.
Над туманом и над торами в яркой синеве плыли белые кучевые облака.
Улугу и Писотька на деревянной душегубке пошли в разведку. Тихо взмахивая веслами, они приблизились к табору Самаров.
Ветерок подул с устья реки. Ни одна собака не залаяла на стану. Разведчики уже видели лодки ондинцев, укрытые в камышах, и шесты, воткнутые в песок.
Перед тальниками тянулась болотистая пойма. Подходить к стану врагов пришлось бы по открытому месту. Да и пойма около самого стана была рассечена зарастающей тихой протокой.
Писотьке хотелось посмотреть, много ли Самаров за песками в тальниках. Он поднялся и подал знак гребцу. Его брат опустил весло в воду, и лодка поплыла под ивами, окаймлявшими песчаную возвышенность.
За кустарниками Писотька увидал троих гольдов. У ног их лежала собака. Они курили трубки и негромко разговаривали.
Вдруг из воды вынырнул большой желтый сазан и бултыхнулся подле оморочки, сразу же прыгнул другой, за ним третий… На берегу заурчала собака. Из-за кустарников поднялись три головы.
Рыбы, напуганные тенями гребцов и шестами, заскакали одна за другой. Лодка, как видно, шла над большой стаей сазанов.
Писотька пригнулся и налег на шест. Оморочка пошла наутек. Самары заметили разведчиков, в таборе началась тревога.
Огибая мель, оморочка вышла из-под укрытия. Со стана открыли стрельбу, но стрелы перелетали лодку, втыкались в песок и иссохшие коряги, торчавшие на мели.
Лодка уплыла. Самары ее не преследовали.
В стане Самаров готовились к бою. Старый Ла задумал устроить на Бельды засаду, чтобы в разгар боя окружить их. Он отделил девять парней под началом деда Падеки, велел им затаиться в камышах и быть там до тех пор, пока мылкинские не подплывут к стану и не выберутся на берег. Вот тогда они должны заплыть в тыл Бельды и угнать их лодки, а самих врагов стрелять из луков.
— Правда, девять человек маловато, — сокрушался он, — но, быть может, что-нибудь получится.
Ла уговорился со стариками, кто с кем и на какой лодке поплывет и что каждый будет делать, если придется драться не на берегу, а на озере. Тут были сделаны перемещения, с тем чтобы на каждой угде имелись сильные гребцы и хорошие стрелки из лука. Две берестяные оморочки отдали Чумбоке и Кальдуке, как самым низкорослым и легким.
Дед Падека и парни волоком протащили две большие лодки и скрылись в зарастающей протоке.
Ла сбегал в тальники и достал из мешка железную кольчугу. На дне плоскодонки лежало его русское ружье, купленное зимой у Алешки. Вот бы из чего полыхнуть по Бельды… Но в те времена родовые ссоры еще не решались огнестрельным оружием, и Ла оставил ружье на месте.
— Большая лодка идет! — крикнул караульный.
Медленно взмахивая веслами, из утреннего тумана, кутавшего островок, выплывала тяжелая плоскодонка, щетинившаяся копьями.
Самары укрылись в кустарниках.
Из-за острова потянулась вереница больших лодок.
— Еще одна, — вырвалось у Ногдимы.
— И еще…
С передней вражеской угды выстрелили из дальнобойного лука. Перистая стрела перелетела через озеро и с силой ударилась в мертвую талину посредине стана, так что на разбросанные сохатиные шкуры полетели корье и щепы.
— Чего боитесь? Зайцы, что ли? — крикнул Ла на парней, перебежавших в рощу.
Ногдима выдернул стрелу из ветлы и отдал ее старикам.
— Это стреляет Локке! — воскликнул Ла. — Кроме него, ни у кого из мылкинских не хватит силы так натянуть лук, чтобы стрела перелетела от островка на Додьгу…