Далёкий край
Шрифт:
Дюбака испуганно посмотрела на мужа.
— Дыген хочет остановиться в Онда. Велел шалаш делать… Будет жить на берегу. Уходи скорей!
Обычно маньчжуры останавливаются в больших деревнях, где им была пожива, но не в таких маленьких, нищих стойбищах, как Онда, где, кроме юколы да нескольких шкурок, нечего было взять.
— Может быть, он из-за китайца хочет тут остановиться? — захрипела старая Ойга, стараясь успокоить старшего сына. — Меха его хочет найти.
— Уж я знаю! — перебила ее горбатая мать Дюбаки. —
— А ты беги, не раздумывай, — обратился к жене брата Чумбока. — В тайге дочь накормишь.
Дюбака поспешно пошла в лачугу собираться.
— Ты не вздумай с Дыгеном ссориться, — сказала Ойга сыну.
— Никогда не вводи в дом маньчжуров, — твердила горбатая старуха. Вот ребенка показал, а они к матери привязались.
Гольды сели обедать. Кусок не шел в горло Удоге.
Мимо с охапкой корья тащился Уленда.
— Ты, Удога, какой счастливый, — пропищал он, — теперь богатым будешь… Уж все знают…
— Тырс идет! — заметил Чумбока.
Подошли трое маньчжуров. Удога утер рукой губы и встал перед ними на колено.
Тырс, как бы дружески, слегка ударил его по плечу и присел рядом, поджав ноги.
Чумбока вдруг заметил, что один из маньчжуров и есть тот самый рябой солдат, которого он оттолкнул с кормы, спускаясь вниз по Горюну. Чумбока молча ел рыбу.
Тырс развязал узел и вытащил старый бумажный халат.
— Вот какая хорошая вещь! — сказал он.
— У китайцев взяли? — жуя, спросил Чумбока.
Тырс поглядел в его сторону. Он уже заметил, что парень любит задираться.
— А у тебя жена где? — обратился он к Удоге.
— В тайге! — волнуясь, ответил гольд.
— Как в тайге? Я видел ее сегодня!
— Она за дровами ушла, — краснея ответил Удога.
— Она не за дровами ушла, а далеко уехала — в балаган, на нашу речку, — грубо сказал Чумбока.
— Когда вернется, ты ее не отпускай далеко, — сказал Тырс. — Пусть будет дома.
Тырс стал приглядываться к Чумбоке. Чумбока посмотрел на сампунку, как бы измеряя на глаз расстояние до нее. Он снял свою рыжую шляпу, глядя прямо в лицо то Тырсу, то Рябому и словно желая, чтобы узнали его. Рябой встрепенулся и чуть не вскочил от удивления.
— Вот еще подарок! — сказал Тырс ласково, протягивая Удоге медное кольцо.
Гольд не взял кольца.
— Бери, не стесняйся! — Тырс положил кольцо на халат. — Дыген тебя любит! — со сладкой и хитрой улыбкой продолжал он. — Послал это все… Вот твоей жене горсть медяшек… А вот еще… — Тырс вынул шелковый халат, который отобрал у Толстого.
Лицо молодого гольда становилось все темнее. На берегу Ногдима, Алчика и дед Падека с сыновьями уже притащили охапки корья и вбивали в песок жерди. Тырс переглянулся со своими спутниками, как бы подсмеиваясь над Удогой.
— Что,
— Мне не надо подарков! — ответил Удога.
— А ты понимаешь, что говоришь? — насмешливо спросил Тырс.
— Понимаю!
Удога взглянул на маньчжура, и тот понял, что гольд знает, что говорит.
— Ты иди к черту со своими подарками, — вмешался в разговор Чумбока, нам не надо таких подарков!
Он поднялся и пнул по куче тряпья так, что все разлетелось.
— А ты кто такой?! — гневно воскликнул Тырс.
Рябой, вдруг нагнувшись, что-то быстро сказал старику на ухо. Все маньчжуры сразу поднялись.
— Постой, постой-ка, парень, — сказал рябой маньчжур, — я давно на тебя смотрю… и не узнал тебя, когда ты в шляпе был.
— Ты что тут делаешь? — строго спросил Тырс, оглядывая Чумбоку с ног до головы.
Рябой опять стал что-то говорить. Тырс кивал головой.
— Это ты учил наших по Горюну ездить? — спросил он.
— Так ты живой? — с насмешкой спросил Рябой.
— Живой! — смело ответил Чумбока.
— Взять его! — властно приказал Тырс. — Это преступник, которого мы давно ищем!
Маньчжуры кинулись к Чумбоке.
— Вот когда ты попался! — торжествующе вскричал Рябой, хватая его за руки.
— Не трогайте меня! — вырвался Чумбока с силой.
Он выхватил нож и замахнулся. Маньчжуры отпрянули.
— Берите его! — свирепея, закричал Тырс.
Старик сам кинулся к Чумбоке, ловко поймал его за руку и ударил по голове. Но тут подскочил разъяренный Удога. Он с такой силой ударил Тырса в грудь, что тот покатился на песок. Откуда-то примчался Кальдука Толстый.
— Эй, маньчжуров бьют! — закричали на берегу.
Толпа гольдов окружила дерущихся.
— А вот я подвигов не делаю, — вылез вперед из толпы дядюшка Уленда. На его бабьем лице заиграла подобострастная улыбка. — У нас отцовой матери брата сын всегда говорил, что он смелый, никого не боится. Те, кого он не боялся, до сих пор живы, а его давно убили. А я не такой, я всегда сильных слушаюсь. Я не делаю ничего плохого.
Тырс, поднявшись, со страхом озирался. Вдруг все трое маньчжуров, растолкав гольдов, быстро пошли к лодке.
Чумбока засмеялся.
— Ничего, ты еще попадешься! — крикнул ему Тырс.
— А вот я подвигов никогда не делаю, — догоняя маньчжуров и заглядывая в лицо Тырсу то с одной, то с другой стороны, пищал Уленда.
Тырс со злобой посмотрел на старика.
Пугаясь его и тараща глаза, но все еще кланяясь, Уленда что-то бормотал, желая задобрить маньчжуров. Он хотел помочь им сесть в лодку.
Тырс нагнулся, взял со дна ее какую-то веревку и вдруг изо всей силы хлестнул старика по лицу.
Уленда схватился за глаза и с воем побежал к стойбищу. Маньчжуры сели в лодку и поехали на судно.