Далекий мой, единственный... [«Не могу тебя забыть»]
Шрифт:
– Ну, ну, не надо драматизировать, Мариш!
– Что он ей мог такого сказать или сделать, ума не приложу! Илья бы ни за что ее не обидел, ты же знаешь!
– Может, не понял, что обидел, – предположил папа. – Ладно, перемелется и позабудется! Это хорошо, что Юлька уезжает. Она правильно решила – новые люди, новая компания, новая жизнь. У нас сильная дочь. Она справится!
Юлька улыбнулась.
Конечно, сильная, конечно, справится! Но не позабудет никогда! А прежней Юли уже нет. То раскаленное солнце выжгло в ней надежду! Последний рубеж любого человека
Но об этом она запретила себе думать!
Людка встречала ее у вагона радостная, возбужденная.
– Раскова! – орала она на всю платформу. – Как здорово, что ты приехала!
– Людка, – сразу, не отходя от вагона, сообщила Юля, – мне надо работу найти.
– Да найдем мы тебе работу! – отмахнулась Зосимова. – Что ты сразу об этом! Посмотришь Питер, я тебя с такими людьми познакомлю, отдохнешь, ты же только из Праги вернулась. Работы свои привезла?
– Привезла. Все я привезла. Ладно, идем, показывай, как живешь!
Выяснилось, что очень даже неплохо жила Людочка Зосимова. В центре Питера, в большой четырехкомнатной квартире, с веселым общительным мужем, кстати, тоже дизайнером.
У них в доме собирались большие и шумные компании, напоминавшие Юльке о студенческих годах, в основном среди гостей были художники – известные и неизвестные, богатые и сводившие концы с концами, но все очень интересные, неординарные.
Зосимова таскала Юльку по разным выставкам, в театры, на молодежные тусовки, посмеивалась над тем, что подруга несколько дней подряд, словно на работу – с утра до позднего вечера, – ходила в Эрмитаж и Русский музей. Как-то раз они закатились большой компанией в Петергоф, и Юлька, не вынеся возникшего профессионального спора о художественных направлениях, сбежала ото всех и долго бродила в одиночестве, наслаждаясь и впитывая в себя красоту.
На одной из многочисленных вечеринок Юлька познакомилась с Кириллом.
Ему было тридцать лет, он работал реставратором и, как все утверждали в голос, был очень талантлив и известен в питерских кругах и за пределами оных и Родины.
Гремела музыка, целая куча народа перемещалась по квартире: кто-то, перекрикивая музыку, спорил об искусстве, кто-то, не обращая на музыку внимания, играл на гитаре, кто-то целовался по углам – обычная художественная тусня. Юля на кухне помогала Людмиле раскладывать очередную порцию закуски на два больших блюда, обсуждая с подругой присутствующих и немного сплетничая.
В кухню зашел молодой человек, которого Юлька не знала. Высокий, худой, симпатичный блондин с длинными волосами, схваченными на затылке резинкой.
– Помочь? – спросил он скорее для проформы.
– Да мы уже справились! – отозвалась Людка. – Вот, Юля, знакомься, это Кирилл, известный и о-очень талантливый реставратор!
Людка подхватила оба блюда и вышла из кухни.
– Значит, вы и есть та самая подруга Юля.
– Значит! – ответила Юлька. – А вы, значит, реставратор.
– Значит, – передразнил он.
– Я в школе увлекалась реставрацией, ходила в детскую студию при центре Грабаря.
– И
– Да, но еще не совсем.
– Реставрация не понравилась?
– Понравилась, и очень, но я поняла, что это не мое.
– Хотите посмотреть? – вдруг спросил он.
– Да! Очень хочу, – загорелась Юлька.
– Завтра в полдевятого я за вами заеду. Ждите меня у подъезда, – распорядился он, приказывая, а не предлагая.
– Есть! – улыбнулась Юлька и отдала честь.
ИЛЬЯ
Он помнил все.
В мельчайших подробностях, поминутно, посекундно. Каждый вздох, каждое слово, каждое движение, все, что чувствовал и переживал тогда.
Вот уже седьмой месяц Илья жил с этими воспоминаниями. Он справлялся с ними, как мог: загружался работой, делами сверх меры, менял женщин одну за другой, стараясь встречаться с ними не у себя в квартире. Если можно было, то только не там!
Иногда, неожиданно, перед его мысленным видением вставали сцены той ночи в подробностях, сопровождаемые звуками, запахами, и кровь ударяла в голову. В пах. Бросало в жар и становилось неудобно сидеть.
Илья взял со столика пузатый бокал, отпил глоток коньяка и, задумавшись, посмотрел на янтарную жидкость.
Почему он тогда не остановил Юльку? Почему не побежал за ней? Почему дал уйти вот так, в отчаянии?
Потому что знал: если он остановит ее, то никуда больше от себя не отпустит! Не сможет! И тогда жизнь Юльки превратится в кошмар, от нее отрекутся родные и друзья. А когда она поймет, что Илья прав и на самом деле ее любовь – лишь каприз, память о той детской наивной влюбленности, подогреваемая тем, что нельзя получить эту большую игрушку, поймет и захочет уйти, вот тогда его жизнь превратится в кошмар и перестанет иметь смысл!
Потому Адорин изо всех сил держался, чтобы не броситься за Юлькой.
Уперся лбом во входную дверь, до хруста, до боли сжав пальцы на дверной ручке.
Нет! Нельзя!
– Чертова жизнь! – крикнул Илья.
И со всего размаха кинул бокал в Юлькину картину, в ее «Поиск»!
Бросок был сильным, резким, расстояние до стены метра три. Но странным, колдовским образом бокал не попал в картину, ударившись выше в стену, он разлетелся с громким звоном на мелкие осколки, обдавая брызгами коньяка обои и телевизор.
Ни одна капля, ни один осколок не попали на полотно.
Илья обалдел от такого феномена, посмотрел, не веря своим глазам, на «Поиск» и восхитился:
– Вот ведь рыжая чертовка! Даже твои картины живут по другим законам!
ЮЛЯ
Кирилл привел ее в реставрационные цеха, где работал, и подробно, насколько можно было за столь короткое время, рассказал о своей работе. Юлька, сразу ужасно заинтересовавшись, слушала, вникала и задавала массу вопросов. Но, к сожалению, экскурсия оказалась недолгой, Кириллу надо было работать. Проводив девушку к выходу, он вежливо попрощался и ушел.