Далекий мой, единственный... [«Не могу тебя забыть»]
Шрифт:
– Через три недели.
– Значит, потерпи это время. А Тимошку можешь отправить от ваших разборок подальше, в Крым или Сочи, со своими родителями.
– Это как отправить? Она мне даже увидеться в ее присутствии с ним не дает!
– Ну, я не знаю, выкради Тимошку, если надо! – предложила радикальный вариант Юлька.
– И что, Ленка не сможет с ним попрощаться?
– Да, нехорошо, – согласилась Юлька. – Но, с другой стороны, слезы, стенания, обвинения в твой адрес, просьбы и проклятия, а представь, каким будет прощание в аэропорту? Это все ребенку надо проходить
– А ты представляешь, что чувствует, что испытывает мать, которую разлучают с ребенком?
Юлька подскочила, шагнула в сторону от него и зло ответила:
– Нет, не представляю! Но думаю, что ты про это все знаешь и сочувствуешь Лене, тогда отдай Темку и перестань пить и жалеть тут себя!
Илья быстро встал, подошел к Юльке, притянул ее к себе и обнял.
– Черт! Прости, Рыжик, прости! Мне хреново, вот я и кидаюсь на всех!
Он взял в ладони ее лицо, заглянул в глаза и нежно расцеловал в щеки.
– Ну, мир? – спросил Илья.
Юлька поняла причину этого его взрыва по-своему. Кто про что, а вшивый, как водится, про баню!
– Ты так сильно ее любишь? Тебе больно, что она вышла замуж? Ты ревнуешь? – тихо проговорила Юлька, следя за выражением его лица.
– Кого? – не сразу понял Илья. – Лену?
– Ну да.
– Ох, Рыжик, Рыжик! – покачал головой он.
Подвел Юльку к дивану, усадил на место, сел рядом, налил коньяк в рюмки, но пить не стал.
– Нет, Юлечка, не люблю, – вздохнул Илья. – Может, в этом и вся проблема, что я ее никогда не любил и она меня тоже. Так вот получилось.
– Вы поженились из-за Тимки?
– Не совсем. В первую очередь, конечно, из-за него, но мы были немного влюблены, казалось, что этого достаточно. Я тогда не особенно размышлял о том, какие чувства испытываю к Лене, и о том, как сложится моя семья, и о нас с ней не очень-то думал. Голова была занята совсем другим: работой… – он запнулся, кинул быстрый взгляд на Юльку, – работой, наукой. Я тогда очень много работал, уставал. Не до разборки чувств как-то было.
– Да ты всегда много работал! – воскликнула пораженная таким откровением Юлька. – Сколько я тебя знаю, ты только и делал, что работал! Но это не мешало же думать!
– Иногда мешало.
Адорин встал, обошел столик, шагнул вплотную к телевизору и, засунув руки в карманы брюк, принялся рассматривать «Поиск».
– Я из-за этого ушел из науки. Я перестал чувствовать кайф от работы, кураж от мыслительного процесса, нечто непередаваемое, что звенит внутри, когда ты в поиске, когда идешь, двигаешься по цепочке рассуждений, вычислений и чувствуешь, знаешь: вот сейчас ты поймаешь истину, вот еще немного, и получится! Это такой адреналин, такое чувство!
Илья развернулся, посмотрел Юльке в глаза, и выражение его лица было… потустороннее, что ли, когда он пытался это объяснить. У Юльки мурашки пробежали по телу.
Илья вернулся на место, сел, поднял рюмку, жестом пригласив ее присоединиться,
– Я заработался на других своих работах, в нескончаемом, как по кругу, беге за деньгами, – продолжил он тихим голосом. – Перестал мыслить так, как привык, – все время – день и ночь, я думал даже во сне. На это наслаивалась вечная, изматывающая нехватка денег – а они были нужны, нужны, нужны, – отупляющая работа и ощущение нищеты. Ленка умоляла бросить институт. Она сидела без работы, родителей надо было поднимать после аварии, у Тимки одни на все сезоны ботиночки. Но я бы не ушел только из-за денег! Нет! Я ушел, потому что перестал творить, а наука – это творчество! Еще какое, работа кропотливая и творчество!
Юлька слушала, затаив дыхание, боясь спугнуть неосторожным движением прорвавшееся наконец из него откровение.
Ну, в конце-то концов, сколько лет он держал все это в себе!
Илья откинулся на спинку дивана, прикрыл глаза и говорил с такой застарелой, прогорклой тоской, без надрыва или пафоса, без обвинения, как говорит человек о старой, всегда ноющей, но привычной ране. Юлька никогда не видела его таким.
На нее вдруг снизошло какое-то озарение, понимание. Юлька медленно повернула голову, всмотрелась в свой «Поиск» и так же медленно перевела взгляд на Илью.
А ведь это она его нарисовала! Про него! Как же она раньше не догадалась?! Почему поняла это только сейчас, слушая его?
– Господи! – не открывая глаз, говорил Илья. – Ты не представляешь, я обожал утро! Я ложился в кровать и старался скорее уснуть, чтобы побыстрей проснуться! Каждое утро я шел на работу пешком, специально. От моей квартиры до института ровно сорок минут ходьбы. Это было самое любимое мое время. Я шел, а в уме складывались формулы, я их продумывал, менял, начинал выстраивать заново. Я ничего не видел вокруг и никого не слышал – выключался от окружающего, шагал на автопилоте по знакомому маршруту и думал, искал! Но я потерял и эти любимые сорок утренних минут, все поглотило добывание денег.
Он открыл глаза, сел ровно, взял бутылку и посмотрел на свет.
– Коньяк кончился, сейчас другую принесу.
Юлька прикусила язык, чтобы не выпалить банальное «Может, хватит?». Илья ушел и крикнул из кухни:
– Рыжик, чаю или кофе хочешь?
Юлька подскочила и побежала выпущенной стрелой за ним, радуясь поводу притормозить заливание трудных мыслей коньяком.
– Чаю! – с порога выпалила она. – Давай чаю выпьем!
– Намекаешь на перерыв? – усмехнулся он.
– На чай!
Он поставил на стол непочатую бутылку, которую достал из бара, и занялся приготовлением чая. Юлька села на высокий стул у стойки и спросила:
– А как ты в новую работу входил? Трудно было?
– Честно?
– Хотелось бы.
– Ужасно! Первое время подумывал, и не один раз, бросить все и сбежать в тайгу лес валить или еще куда подальше!
– Так уж и лес? – не поверила Юлька.
– Честное слово! – поклялся Илья и стал что-то искать в шкафчиках. – Где-то здесь должны быть припасены сигареты.