Далекий мой, единственный... [«Не могу тебя забыть»]
Шрифт:
– У нас тоска? – спросил он, меняя тон с веселого на озабоченный.
– Что-то вроде того. Вечер воспоминаний.
– В одиночку?
– Увы!
– Не перестарайся! С этим делом надо быть аккуратным, а то можно в такие дебри зарулить, что под утро решишь, что жизнь дала трещину и ты сплошная «бяка», и ну его на…
– Буду осторожной, – пообещала Юлька.
– Может, Кару пригласишь, раз впала в такое настроение? Посидите, хлопнете чего-нибудь?
– Нет, мне надо одной.
– Прийти? – она услышала испуг в
– Да ничего страшного! Что ты испугался?
– Ну, смотри. А твой ужин я съем за завтраком.
– За поздним? – уточнила Юлька.
– Ага! Ты там не страдай, поругаю! – предупредил он ее, как ребенка.
– А ты береги себя, – ответила она.
– Обязательно! – пообещал Кирилл. – Нежно целую в рыжую макушку и белый носик! До завтра!
– Пока.
Значит, Кирилл не придет домой, как случалось частенько, следовательно, не будет повода для прекращения фильма под названием: «Не любите, девки, старых – выбирайте молодых!»
Через день после того, как Адорин улетел, Юлька обедала в том ресторанчике, где они были с Ильей по «индивидуальному», так сказать, проекту. Когда девушка попросила счет, к ней подошел сам хозяин и, приветливо улыбаясь, произнес:
– Мужчина, с которым вы были у нас, оплатил пять ваших обедов вперед.
Юлька даже рот открыла от удивления. Ну и Илья, как он лихо, по-гусарски! А?
– Он вас очень любит, – сделал свой вывод хозяин ресторана.
«Ага! – язвительно подумала Юлька. – Любит, маленькую сестричку, доченьку друзей!»
Когда до отъезда из Праги оставался месяц, Юлька считала дни, часы, так она соскучилась и рвалась домой, в Москву, к родителям, друзьям, бабушкам-дедушкам и, конечно, к Илье! О-хо-хо!
Она приехала и закрутилась в радостных встречах, отмечаниях, рассказах, поисках работы. Но ничто не могло отвлечь от мыслей об Илье: Юлька думала о нем постоянно, не переставая, сохраняя внутри тепло того дня, проведенного вместе в Праге, давшего ей немного надежды.
«Позвонить? – спрашивала она себя по сто раз за день. – Нет, он же знает, что я приехала, и не звонит, значит, занят или я ему, как обычно, без надобности!»
И тут же находила оправдание ему, подпитывая свою такую робкую надежду: «А может, он не в курсе, что я в Москве!»
Но спросить у родителей, знает ли Илья о ее приезде, не решалась.
Может, по причине все той же глупой надежды – не стоит расставлять все точки над «i», лучше представлять себе, что он не в курсе ее прибытия в стольную.
И он позвонил.
Этот звонок и то, что произошло после него, перевернули, искорежили ее жизнь, убивая в страшных пытках остатки или первые новые ростки надежды.
Не любви. Нет.
Мечтаний, девичьих и детских иллюзий, радостных, светлых воспоминаний – всего, за что цеплялась робко и тайно надежда, последнее, что есть у человека.
Лучше бы уканопупили любовь, совсем
– О господи! Неужели и это надо еще раз пережить?! – возмутилась Юлька.
Она быстро прошла в кухню. Бокал вина, выпитый несколько часов назад под легкую ностальгию, не поможет. Такие воспоминания надо заливать совсем другими напитками!
А лучше даже не прикасаться к таким воспоминаниям!
– Это! – сказала она, выбрав дорогой коньяк, и налила себе приличную порцию.
Вздохнула, посмотрела на бокал в руке и с сомнением спросила:
– А вдруг поможет?
И выпила.
«Не помогло! Поехало дальше! Чтобы пусто было и Илье, и мне, и этим чертовым воспоминаниям, и Карелии до кучи, чтобы не умничала!»
Он позвонил в десять вечера. Трубку подняла Юлька.
– Да? – весело сказала она.
В трубке повисла тишина, а потом Юлька услышала голос Ильи, странный, она не сразу сообразила, в чем дело.
– Рыжик? Ты в Москве?
– Да, – промямлила она, от чувств-с, уж извините.
– Это хорошо! Я по тебе соскучился, красавица моя!
– Ты что, пьяный? – дошло до Юльки.
– Не пьяный, а выпивший, – объяснил Адорин.
– Илья, что-то случилось? – испугалась Юлька.
– Случилось, – ответил он, помолчал и разъяснил: – Случилось всякое дерьмо!
Юлька приняла мгновенное решение.
– Ты где, дома? – спросила она.
– Дома, дома. Пью вот.
– Никуда не уходи! – велела Юлька и бросила трубку.
Родителей дома не было. Она схватила сумочку, бросила в нее кошелек, дежурную косметичку, обула босоножки. На дворе стоял июнь, но не очень теплый, Юлька взяла кофту и пулей вылетела из дома.
Она никогда не была в новой квартире Ильи, купленной им года два назад, в центре в помпезном престижном доме. Но адрес Юлька знала как собственное имя, и иногда проходила мимо этого дома по надобности, а чаще – без нее. Нечто вроде мазохизма, что ли?
Илья открыл ей дверь и изумился.
– Рыжик, ты откуда?
Не таким уж пьяным он был, как ей показалось по телефону.
– Оттуда! – проворчала Юлька, входя в квартиру. – Что пьешь?
– По-благородному – дорогой коньяк! Будешь? – предложил он.
– Буду!
Юлька прошла в комнату, в направлении которой указал широким приглашающим жестом Адорин.
– Прошу.
Первое, что бросилось Юльке в глаза – ее «Поиск» на самом видном месте, на стене над большим плоским телевизором.
«Ну надо же!» – необычайно удивилась она.
На стеклянном, весьма дорогом и стильном столике возле большого дивана стояли в беспорядке, далеко не художественном, красивая бутылка коньяка, рюмка, круглые следы от которой отпечатались на прозрачной поверхности, блюдце с лимоном, порезанным ломтями, как хлеб, тарелка с сыром и надкушенным бутербродом с семгой.