Далеко ли до Сайгатки?
Шрифт:
Варя пробралась к костру, села на корточки. Кулеш в чугуне булькал и пускал пар. Варя облизнулась, покосилась на Машу.
— Что, голодная небось? — засмеялась та.
А Спирька тащил из плетёнки оловянные миски, ложки. От просеки громко заржала Боярыня. Варя уже знала её голос. Через поле к костру сворачивала таратайка; Ганя, стоя, нахлёстывала лошадь. В плетёнке сидела Вера Аркадьевна. На коленях у неё блестел бидон с молоком.
Боярыня, разогнавшись, остановилась у шурфа. Вера Аркадьевна передала бидон подбежавшей
— Борис Матвеевич, новости! — звонко крикнула она. — Только что из лаборатории в сельсовет звонили: последние анализы из скважин — отличные. Победа! — Она швырнула в небо фуражку и, спрыгнув, бросилась на траву.
— Ну, Маша, тогда корми быстро, — сказал Борис Матвеевич.
Все подвинулись к костру. Маша опрокинула в кулеш бидон с молоком, помешав, стала разливать в миски. Кулеш пах дымом, шкварками… Варя терпеливо ждала очереди, держа на весу миску. Когда чугун опустел, Борис Матвеевич громко поблагодарил Машу и сказал:
— Значит, так. Мы со Спиридоном едем сейчас в лабораторию. Остальные по местам. Собираемся к полудню в сайгатском клубе, надо и передохнуть. Варваре хорошо бы вернуться в Сайгатку к бабушке. До Тайжинки мы подвезём их с Ганей, а дальше они пойдут пешком. Согласны?
От перекрёстка дорога на Сайгатку сворачивала вправо. Ближе к лесу за светлой зеленью шевелящегося овса вдруг выросли тёмные неровные бугры.
Это было старое кладбище. Заросшее крапивой, повиликой, с обвалившимися, похожими на бурелом крестами.
Могилы одни сровнялись с землёй, другие налезали друг на друга. И всюду — между ними, на них — качались крупные бело-жёлтые ромашки.
Ганя присела на поваленную каменную плиту. Над головой сухо стукнул дятел, пристроившись к одинокой сосне. Варя нагнулась к плите, прочитала: «Здесь покоится…» — дальше разобрать было невозможно.
— Гань, гляди-ка — гнездо!..
Высокий заржавленный крест точно обнялся с тонкими побегами ольховника. В его зелени пряталось круглое лукошко, гнездо. Как только девочки подошли ближе, с креста сорвалась маленькая быстрая тень.
— Трясогузка! От птенцов отводит… — прошептала Ганя.
— Ну и правильно. Не бойся, не бойся, мы не разорим! — ласково сказала Варя.
Они вернулись на дорогу. С одной стороны мягко шелестел овёс. С другой, как розовая пена, шевелилась гречиха. Качались над землёй тяжёлые нежные цветы — это пчёлы собирали с них свою добычу.
Сверху дохнуло зноем. Варя посмотрела на небо: оно было затянуто белой марлей. Солнце, как раненое, плавало в нём.
— Опять гроза, да?
— Ага! Бежим?
Дорога спускалась вниз; вырубка с похожими на огарки пнями осталась позади. Впереди у реки запестрели дома Сайгатки — кирпичная школа, жёлтый клуб, белая от солнца больница.
Вдруг Варя остановилась.
К Сайгатке со всех сторон бежали люди. Они бежали от поля,
— Ганя, случилось что-то?
— Видать, случилось…
По дороге, обгоняя девочек, проскакали двое на лошадях. Где-то гудела машина. Варя рванулась вперёд и снова остановилась.
От реки в гору им навстречу быстро поднималась Ольга Васильевна. Седые её волосы были растрёпаны, она задыхалась.
— Девочки, вы с шурфов? Борис, я надеюсь, ещё там?
— Уехал, бабушка!
— Варя, я иду на станцию. Постарайся скорее разыскать дядю и скажи, чтобы он сейчас же ехал в сельсовет. Варя, ты не пугайся, я тебе потом всё объясню. В двенадцать часов из Москвы передали по радио: сегодня ночью Германия напала на нас. Будет война.
— Бабушка…
— Беги, Варюша. Дядя Борис Матвеевич очень всем нужен!
Она сошла с дороги и пропала во ржи.
Варя протянула Гане руку. Совсем рядом, взметнувшись над полем, тревожно и звонко запел жаворонок.
— Ганя, — тихо сказала Варя. — Слышишь, что же это? Ганя, война. Ой, Ганюшка!.. Война с Германией…
Часть вторая
Бегство
Пароход был весь выкрашен серой краской, только на уставленных вдоль палубы вёдрах остались яркие буквы. Но вёдра стояли в беспорядке, и название парохода получалось странное: «ВЛЧКАО».
Пароход пришёл по Каме сверху.
Пока он, пятясь и разворачиваясь, подходил к мосткам, на берегу сгружали с подвод мешки с зерном.
Пассажиров на берег не сошло ни одного. По верхней палубе прогуливался военный в шинели, с красной звездой на рукаве. Две женщины, кутаясь в платки, выбежали было купить большие, как кабачки, огурцы, да раздумали.
Полил дождь, Кама помутнела.
Пароход стоял недолго, минут двенадцать, пока успели перетаскать в трюм мешки с зерном. Мужчина в брезенте закричал что-то с нижней палубы, и сразу торопливо ударил колокол.
В это время от пустой подводы к пристани перебежали две девочки. Одна стриженая, с большими бровями, другая худенькая, с рыжеватой косицей и узелком в руках. Пробил второй короткий звонок. Стриженая — это была Варя — обняла Ганьку, ткнулась ей носом в лицо и прыгнула на мостки. Загремели цепи.
— Куда, куда? А ну, быстро! — прикрикнул на девочку мужчина в брезенте.
Варя шмыгнула со сходней в трюм парохода, её обдало жаром из машинного отделения, и она выскочила обратно на палубу. Пароход уже отвалил от мостков, между ними и пристанью быстро вырастала вода. А Ганя на берегу, протягивая узелок, кричала жалобно: