Далеко от Москвы
Шрифт:
— Я не говорю, что трубы возить легко. Я говорю, что вы, товарищи автомобилисты, стараетесь облегчить себе задачу, когда этого делать нельзя, — спорила Муся с шоферами. — Махов единственный из вас выполняет норму, это мне известно лучше, чем кому другому. За последние три дня у него лишь два рейса кончились неудачей. А за тобой, Солнцев, сколько недовезенных труб? Машины у вас одинаковые, а работа разная. Почему?
Муся с явной симпатией взглянула на сидевшего у окошка шофера с темно-голубыми глазами.
— Ты сама спроси у Махова, почему
Шоферы рассмеялись.
— Но-но, Солнцев, без оскорблений личности, — спокойно и негромко сказал Махов.
— Может быть, и приписываю. Ты докажи, и будешь прав! — задорно блеснула Муся глазами.
— Как у вас, в самом деле, организован учет довезенных и недовезенных труб? — спросил Беридзе Мусю.
— Через каждые три километра по дороге стоит блокпост, при нем — учетчик, который следит за перевозками и вообще за всем хозяйством в пределах своих трех километров. Вместе с диспетчерами связи учетчики берут на заметку каждую машину. Шофер получает трубы на базе и должен доставить их до последнего штабеля. Если он трубы сбросит — учетчик сразу же их заметит. Потом все учетчики сообщают мне, кто сколько довез, сколько сбросил.
— Порядочек, будь здоров, никуда не денешься! — засмеялся Солнцев. — Инженер наш, Прибытков, завел его — ох, аккуратный старик. Чтобы обойти этот порядочек, надо суметь и с Мусей, и с учетчиками договориться, а разве с ними кашу сваришь?
Махов взглянул на ручные часы, поднялся:
— Погрелись, друзья, хватит. Поехали.
Выходя, шофер украдкой бросил на Мусю ласковый взгляд. Она ответила улыбкой.
Солнцев предложил инженерам довезти их до базы — они с Маховым возвращались «порожняком». Беридзе забрался к нему в кабину, Алексей — к Махову.
— Беда с этими трубами, товарищ Махов! — заговорил Алексей. — Сколько беспокойства! Правильно сказал главный инженер: если до весны растянем трубы в нитку, — считайте, сделали половину нефтепровода.
— Не знаю, как где, но на пятом участке трубы будут развезены, — слова Махова прозвучали уверенно и без хвастовства.
Машина неслась мимо протянувшейся на километр сплошной линии труб, уложенных впритык одна к другой. Алексей смотрел на эту черную нитку на снегу повеселевшими глазами:
— Хотелось бы видеть такую колбасу до самого острова!
— Далеко до острова-то — отозвался шофер. — Здоровая же махина этот нефтепровод!
— Эх, опять! — с досадой воскликнул Алексей, увидев сброшенные в беспорядке трубы у штабеля. — Скажите, товарищ Махов, как вы ухитряетесь довозить все трубы до места? Почему вам удается, а остальным нет?
— Небольшая комбинация, — ответил Махов. — Он смотрел вперед и усмехался. — У меня тоже не меньше сброшенных труб, чем у Солнцева, только я сумел договориться с Мусей и учетчиками.
Алексей принял слова шофера за шутку. Махов понравился
— Давно водите машину?
— Лет пять. После семилетки пошел в гараж. Был, правда, перерыв — у меня к музыке призвание есть, в прошлом году в музыкальную школу поступил, в городском оркестре стал играть. Я сам благовещенский, там вырос и учился.
— Почему же бросили музыку?
— В армию меня не взяли из-за плоскостопия. А в оркестре не усидел. Стыдно на баяне клавиши перебирать и в трубу дуть, когда товарищи на войне жизнью рискуют. Меня на стройку горком комсомола послал. Говорили тогда: хоть это, мол, не фронт, но тоже сражение — за нефть. Поездил теперь по этим зимним дорогам, помучился, потаскал машину на своем горбу и сам вижу — похоже на фронт.
— Знаете, товарищ Махов, у меня появилась идея — изменить организацию развозки труб, — вдруг сказал Алексей.— Давайте посоветуемся: будет толк или нет?
До сих пор на участках трубы возили «от себя», то есть от склада до ближайшего места разгрузки, все время удаляясь. При таком способе в каждом случае «недовоза» или вынужденной разгрузки труб ближе положенного места, они оказывались лишними, так как там уже лежали трубы, привезенные раньше. Алексею пришло в голову возить трубы «на себя» — доставлять их на самый дальний конец, и затем постепенно укорачивать рейсы, приближаясь к базе, где трубы грузились на автомашины. При этом способе любая вынужденная разгрузка ближе крайнего положенного места не приводила к бросовой работе: трубы оказывались там, куда их надо было завезти последующими рейсами.
— Здорово! — громко сказал Махов, изумленно посмотрев на Алексея.
— Верно? Надо испытать. Логически-то все правильно.
— Испытывать не надо, уже испытывали, — ответил Махов, не переставая изумляться.
— Где испытывали? Кто?
— Да я же! Третий день вожу трубы именно по способу, как вы говорите, «на себя». Чудно, что одна и та же мысль появилась у двух различных людей. Представьте, и я назвал этот способ возкой «на себя».
— Серьезно?! — удивился в свою очередь Алексей.— Однако почему же вы, милый мой, товарищей своих не просветили? Жалко вам, что ли?
— Нет, чего жалеть! Видите ли, как все вышло... Когда эта идея у меня появилась, я сразу посоветовался с Полищуком, нашим начальником по транспорту. Ему мое предложение не понравилось. Показалось сомнительным, что надо гонять машины в конец участка, когда поблизости труб еще нет. Развозку-то начали недавно, только-только наладили порядок учета, и вдруг надо все ломать! Отказал он мне наотрез.
— И тогда вы договорились с Мусей и учетчиками? — захохотал Алексей.
— Точно. Я хотел еще два-три дня повозить так, тишком, для лучшей проверки, и потом уже рассказать всем. Поскольку вам такая же мысль пришла, вы и сделайте предложение Рогову и Полищуку. Мне даже удобнее в тени остаться, Полищук не простит мне самовольства.