Далекое и близкое, старое и новое

Балабин Евгений Иванович

На следующий день меня на автомобиле отвезли в Пщештице и поместили у одного мясника, семья которого меня одела. А арестантский костюм я взял с собой на память. Очень мне помог доктор Зеньковский. На грузовике я проехал в Пильзень [68] , а 10 мая вечером был в Праге. Дома никого не было. Квартира была разграблена – утащили материи, костюмы, лампы из радио, все припасы, даже из супа вытащили мясо, увезли нашу машинку, мою коллекцию царских портретов и какие-то Ваши бумаги.

68

Так в тексте.

В

тюрьме я научился молиться и верить. Кроме того, со мной было много чудесного. Уже то, что я получил икону Божией Матери в день Рождества Пресвятой Богородицы, что мне во сне снилось еще в Праге на Панкраце все, что со мной было потом (камера в Терезине, работы и даже избиение), что во сне видел точно, как увижусь с мамой (я точно так с ней и встретился), что все мои товарищи по тюрьме умерли – я один вырвался из дремучего леса. Я убедился, что нас хранит Господь, что мы не пропадем, не погибнем.

Видел я во сне и встречу с вами, дорогой Евгений Иванович, и верю твердо, что мы еще увидимся. Когда я молился, закрыв глаза, я видел силуэт Божией Матери, держащий надо мною покров. Когда взяли брата Женю, я, лежа больной, начал молиться и опять увидел три головы – мамину и наши с Женей – и опять силуэт Божией Матери с покровом... Крестик и иконка, которую Вы послали мне в Терезин, – со мной. Их отобрали у меня в Флоссенбюрге и бросили в грязное белье. Заведующий бельем – чех – мне их вернул, и я пронес их через все осмотры. И то, что я испытал и выдержал такие ужасы, как Терезин и поход смерти, – это только чудо Божие и помощь Пресвятой Богородицы.

В Праге много перемен: церковь отобрали, служили на Ольшанах. На Рождество служили в чешском православном храме».

А вот выдержки из письма старшего брата – Жени:

«В субботу в Праге началось восстание. У нас на Панкраце стрельба и немецкие аэропланы бросали бомбы. Вечером восстание было уже в полном разгаре. Положение Праги было критическое: несколько немецких дивизий шло от Бенешова и с севера от Мельника. Всего 10 дивизий. В самой Праге были немецкие части, но разрозненные. Со стороны Панкраца немецкие танки подошли уже к гимназии. В этот критический момент подошли первые отряды власовской армии. Они-то и спасли Прагу. Их прошло через Прагу около 33 тысяч. Очистили Смихов, Жижков, Панкрац, Отрашнице, центр города, взяли штурмом Мелихаровскую гимназию, где засела 1000 эсэсовцев, аэродром в Рузине и горы Петржина, где были расположены немецкие батареи. По радио передавали, что немцы массами сдаются победоносной армии генерала Власова. Ушли власовцы так же внезапно, как и пришли, но немцев разбили наголову. Поведение власовцев произвело на население прекрасное впечатление. Между прочим, Вы у нас на Панкраце стали легендарной личностью. Все знали, что Вы власовский генерал, и теперь говорят, что это Вы привели власовцев спасать Прагу от немцев».

9 мая в Прагу вошла Красная армия.

Глава 16

ПЕРЕЕЗД В АВСТРИЮ – ГАЛЬВАНГ, ЗАЛЬЦБУРГ

Сам я со своей канцелярией выехал из Праги последним поездом. Для меня и моей канцелярии был предоставлен отдельный вагон 2-го класса, и так как в нем оставалось еще много свободного места, то я принимал всех, кто обращался ко мне. Со мной поехала и старшая дочь Ольга с моей внучкой Зоей. Младшая дочь, Лидия, осталась в Праге. Со мной в вагоне ехала семья Юрловых, командир корпуса генерал Ф.Ф. Абрамов, известная певица А.П. Свечинская-Малышева¹⁸⁷ и другие. Кроме классного вагона мне дали и товарный вагон с провизией.

На станции Фрейштадт, не доезжая Линца, нам велено было выйти из вагона и бежать в лес. Был сильный налет американских

бомбовозов. Вагон, в котором мы ехали, был изрешечен пулями и осколками. А в лесу осколком от снаряда оторвало правую руку моей 12-летней внучке. Здесь же, на станции Фрейштадт, в немецком санитарном поезде Зое сделали перевязку, и она с матерью должна была отстать от эшелона и остаться в госпитале Фрейштадта. Не помню, сколько Зоя пролежала в госпитале, но она выздоровела окончательно. Писала и рисовала левой рукой и продолжала учение в школе католического монастыря. Когда я подошел к Зое в лесу, где она лежала на земле, истекая кровью, она мне сказала: «Балет пропал». А она преуспевала в балете и уже выступала за сцене в Народном Дивадле.

Потом Ольга с Зоей переехали в Вену, где Зоя, получив среднее образование, поступила в Академию художеств и в 1957 году была командирована от академии на один месяц в Норвегию. В 1959 году она блестяще окончила академию, и ее имя, как художника, стало появляться в газетах.

Чтобы существовать, дочь моя в Фрейштадте поступила переводчицей к бургомистру. Вскоре туда пришли советские войска, и дочь, хорошо знающая пять языков, регулировала отношения между местными жителями, красноармейцами и другими иностранцами, приезжающими в Фрейштадт. Приехавшая оттуда дама мне рассказывала: «Ваша дочь, Ольга, самый популярный человек в Фрейштадте – все идут к ней за помощью и разъяснениями: и немцы, и красные».

Я же со своей канцелярией проехал дальше и остановился на станции Гальванг, не доезжая пяти километров до Зальцбурга – дальше путь был разобран.

В Гальванге канцелярия моя была расформирована, все начали разъезжаться и устраиваться кто как мог. Большинство уехало в Зальцбург. Я еще некоторое время жил в вагоне. Приближалась Пасха. Ко мне пришел только что приехавший в Гальванг старый священник отец Иоанн Грамолин и предложил служить заутреню в моем товарном вагоне. Так и сделали. Из мешков с мукой и других предметов устроили престол, закрыли его, отслужили заутреню, в 9 часов утра литургию, в 6 часов вечера вечерню и потом служили там ежедневно всенощную и литургию.

8 мая окончилась война – американцы вошли в Зальцбург.

Вагоны, в которых мы жили, надо было освобождать. Мы переселились в брошенные немецкие бараки для зенитной батареи. Бараков было несколько, каждый из двух комнат. Расположены они были у деревни Гальванг в десяти минутах ходьбы от железнодорожной станции. Сначала я жил в бараке с Юрловыми. Я в одной комнате, они в другой. Они меня кормили. Потом приехала из Праги их бабушка, Екатерина Адамовна, и я уступил ей свою комнату, а сам перешел в освободившуюся комнату соседнего барака, где жила семья Дудникова¹⁸⁸ .

От всех Семеновых из Праги я получил письма, а о своей дочери и внучке, оставшихся в Фрейштадте, долго ничего не знал, несмотря на все хлопоты.

Богослужения в Гальванге были каждый день до 11 июля, когда наш батюшка, отец Иоанн Грамолин, был назначен священником в лагере Парш [69] в Зальцбурге. Он не покинул нас совсем и часто приезжал к нам, жил по несколько дней, служа и вечером, и утром.

4 августа переехала в лагерь Парш Антонина Петровна Свечинская-Малышева, которая всегда пела у нас в Гальванге на богослужениях. Там она стала петь в церковном хоре в лагерной церкви и с большим успехом выступала с русскими песнями в Паршинском театре.

69

Парш – лагерь русских беженцев под Зальцбургом, в Австрии. (Примеч. ред.)