Дальше действовать будем мы
Шрифт:
— А что, если подключить людей? — спросила Вера.
— Каких? В КГБ? Как я залегендирую знание про эксперимент и то, что он кончится аварией? Разве что приплести сюда шпионов, дескать диверсия готовится, так это быстро опровергнут и все пойдет по прежней колее.
— Обычных людей, Толя. Давай в Припяти, Киеве, Минске и еще где-нибудь, да хоть в Москве на Красной площади, расклеим, и раскидаем листовки о том, что на станции хотят поставить опасный эксперимент, рассказав о несовершенстве конструкции ядерного реактора. Иностранным журналистам и дипломатам материалы дадим. Ты ведь сам статью Ковалевской «Не частное
Да, за месяц до катастрофы вышла такая статья — первый росток Гласности.
— Наши власти уже опасаются своего народа, но еще больше они боятся мировой общественности, а там может подняться такой шум, что…
Вере аж слов не хватило, чтобы описать то, что могло произойти.
— Хм-м… Ты права. Горби ради хорошей прессы на Западе пойдет на все.
— А что до опасности проведения похожих экспериментов на других станциях, то их работникам надо тоже листовки отослать, дескать трезво оценивайте степень опасности и если есть хоть одна вероятность аварии, то сообщите общественности.
— Безопасности не гарантирует, то хоть что-то, — кивнул Анатолий.
Так и поступили. Расклеили листовки и подняли людей на акцию протеста. Люди завелись очень быстро, близость катастрофы их всех взбодрила.
Переданные дипломатам и журналистам материалы так же сыграли свою роль. По крайней мере Голоса получили новую порцию пищи кою жадно сожрали, экстренно перераработали и вывалили в виде информационного дерьма на власти СССР, дескать не бережет своих людей социалистическое государство и ставит на гражданах опасные эксперименты, а заодно и Европу хотят радиоактивными осадками накрыть, что приведет к тяжелым раковым заболеваниям и рождению мутантов.
Как позже выяснилось, в Европе посольства СССР протестующие взяли в настоящую осаду. Пошли ноты протеста по линиям правительств, так что Горбачеву пришлось вновь выступать по телевидению, дескать все эксперименты отменены и впредь ничего подобного проводиться не будет…
И правда, 26-го апреля 1986 года на Чернобыльской АЭС было тихо.
33
Плохо сбалансированный маховик Перестройки тем временем продолжал набирать обороты, из-за дефекта и возникшей вибрации разрушая и без того трещавшее по швам государство. Неразумная экономическая политика привела к жесточайшему дефициту всего и вся, полки государственных магазинов стали совершенно пустыми, так что прежние времена стали восприниматься как эра изобилия. Впрочем, у кооператоров почти все было, но в два-три раза дороже при этом стоимость товаров продолжала стремительно расти, что начало подбешивать народ, что не мог себе позволить покупать необходимое по столь высоким ценам.
В конце 1986-го произошло фактическое признание провала «рыночного социализма» и пошли первые разговоры о необходимости перехода к полноценной рыночной экономике.
Начались массовые забастовки в различных отраслях народного хозяйства. Опасаясь уличных митингов с последующим их перерастанием в нечто большее, Горбачев объявил о Гласности, чтобы выпустить народное недовольство в свисток говорильни,
Анатолий же следил за судьбой Ельцина.
Еще в 1981 году на 26-м съезде КПСС Ельцина избрали членом ЦК КПСС, в марте 1984 года он стал членом Президиума Верховного Совета СССР. Вскоре после избрания Горбачёва Генсеком Ельцин по рекомендации Е. К. Лигачёва был переведен в Москву. В апреле 1985-го он возглавил отдел строительства ЦК, а в июне того же года стал секретарем ЦК по вопросам строительства. В декабре 1985 года Ельцина назначили первым секретарём Московского горкома КПСС (вместо члена Политбюро В. В. Гришина). В феврале 1986-го на XXVII съезде КПСС был выдвинут кандидатом в члены Политбюро. Это стало вершиной партийной карьеры Ельцина.
В том же году (в РИ в 1987 м) на октябрьском пленуме ЦК Ельцин неожиданно резко выступил против «медленных темпов перестройки» и лично против своего покровителя Лигачёва. Не высказываясь напрямую против самого Горбачёва, Ельцин тем не менее сильно задел его. Это спровоцировало кампанию сурового осуждения Ельцина в партийной печати, последовали и оргвыводы насчет него. В ноябре Мосгорком по требованию Политбюро снял Ельцина с должности первого секретаря, а в феврале 1987 года Ельцин был лишён статуса кандидата в члены Политбюро.
— И что теперь? — спросила Вера. — Это же конец для него…
— Говно не тонет. Скоро всплывет…
— Может сейчас с ним на контакт выйти?
— Хм-м…
Вообще-то по плану он собирался это сделать после «второго падения», после которого Ельцин и вознесется на вершину политического Олимпа. Но сейчас понимал, что в этом случае он станет лишь одним из многих, кто к нему примкнет. Ныне же Ельцин практически всеми брошен и тот, кто придет к нему с поддержкой сейчас, станет что называется особо приближенным.
Так что Киборгин отправился к Ельцину в гости. Встретила его жена Бориса Николаевича — Наина Иосифовна.
— Кто там?
— Киборгин Анатолий Леонидович. Председатель Союза ветеранов афганской войны. У меня дело к Борису Николаевичу.
— Э-э… боюсь Анатолий Леонидович, что…
— Я все понимаю Наина Иосифовна, Борис Николаевич пережил стресс из-за несправедливого к нему отношения с крахом карьеры, и… лечится… ну или страдает от последствия «лечения». Но мне нужно с ним переговорить и быть может это сократит период… самолечения.
— Да?! — оживилась жена Ельцина.
— Так точно.
— Тогда проходите!
Ельцин и впрямь бухал. Точнее сейчас находился в состоянии сильнейшего похмелья.
— Борис… тут к тебе товарищ…
— Ты… хто?.. — нахмурившись, спросил Ельцин, поведя мутным взглядом.
Сидел он в трениках и майке-алкоголичке. В общем типичный такой алкаш. Лицо опухло, глаза заплыли и красные как у вурдалака, а перегаром несло таким, что от дыхания можно было опьянеть.
— Киборгин Анатолий Леонидович…