Дальше самых далеких звезд
Шрифт:
– Ноль девять грамма, – раздался тонкий голос. – При норме у гомо сапиенс ноль четыре.
– Без лишних подробностей, Людвиг. Мне известно это значение. – Аригато повернулся к своему помощнику. – Их гипофиз весит в два с лишним раза больше, чем у нас. И если вспомнить, что он регулирует рост и развитие организма…
– А также деятельность органов внутренней секреции, – подхватил Десмонд, – надпочечников, половых, энтодермальных и других желез…
– Если вспомнить о важности этой крохотной частицы мозга, нам стоит призадуматься, – подвел итог дуайен. – Людвиг, увеличенное изображение!
Некоторое время они рассматривали голографическую картину, изучали ее в молчании, обмениваясь лишь взглядами. Жакоб Десмонд, погибший на Пьяной Топи, странствовал с Аригато Оэ много лет, был ему верным помощником и передал свою память Десмонду-киборгу. Как и прежде, доктор и его ассистент понимали друг друга с полуслова, а временами вообще без слов.
– Задняя доля, сьон, – сказал Десмонд.
– Да, – кивнул Аригато, – основная часть объема приходится на нее.
– Гормоны задней доли повышают тонус сосудов и внутренних органов.
Они переглянулись.
– Слишком крупное образование для таких утилитарных функций, – заметил Аригато.
– Возможно, их гипофиз продуцирует что-то еще. Некий энзим, насыщающий кровь и ткани.
– В стандартных анализах мы его не обнаружим. Надо перепрограммировать лабораторию. Поиск любой фракции, которая может рассматриваться с нашей точки зрения как инородная.
– Сейчас я это сделаю, сьон. Еще возьму срез из задней доли гипофиза… Будем ставить опыты на животных? Если что-то найдем?
– Непременно.
Снова тишина. На большом дисплее скользили цифры, химические символы и голограммы, изображающие клетки крови.
– Пока ничего, – произнес Десмонд минут через двадцать. – Странно! Если там есть что-то любопытное, мы бы уже это выяснили. Но единственная аномалия – чуть повышенный уровень эритроцитов.
Доктор Аригато Оэ задумался, скользя взглядом по экранам и морща лоб. Потом вымолвил:
– Красные кровяные тельца транспортируют кислород, проникая практически во все органы и ткани. Но структура эритроцитов сложна, они формируются в костном мозге, и, собственно, переносчиком кислорода является гемоглобин, их составная часть. Возможно, есть и другие компоненты – такие, что отсутствуют у нас? Те, что отвечают за долговечность организма? В конце концов, гомо сапиенс – не венец творения… только монахи могут в это верить… – Он приблизил лицо к экрану, на который по-прежнему выплывали данные биохимического анализа. – Десмонд, программируйте поиск иначе: не аномальные фракции крови, а искажения в молекулярном строении ее частиц. Это, я думаю, будет интереснее.
Прошло несколько минут, и автоматическая лаборатория выбросила на монитор новую голограмму.
– Увеличить размер клетки и показать сечение, – распорядился Аригато Оэ. – Теперь наложить стандарт, типичный для нашего вида… Так, хорошо… Выделить отличия, провести оцифровку результатов. Превосходно! Десмонд, срез из задней доли гипофиза… Что с ним? Анализы завершены?
– Полностью. Можем сопоставить две структуры. Кажется, фермент, выделяемый гипофизом, адекватен этой части эритроцита… Проследим, где происходит внедрение фермента в красные кровяные тельца?
– Очевидно,
– Да, сьон. Сейчас, сьон.
Пальцы Десмонда коснулись сенсорной клавиатуры. В отсеке снова повисла тишина.
– Выпей вина, – сказал Вастар. – Ты прошел по Дому Памяти, увидел, что нас ждет, и душа твоя пришла в смятение. Так всегда бывает… я знаю… Тебе нужно успокоиться.
Калеб помотал головой.
– Я спокоен. Я и прежде видел всякие ужасы – живьем, не на картинах… Великие Галактики! Видел такое, что у любого моча посинеет от страха и отсохнет язык!
Он и правда видел многое, но наблюдать гибель мира и целой расы ему еще не приходилось.
Вастар усмехнулся.
– Кажется, твой путь с южных островов был долгим, и страшное встречалось на каждом шагу… Но все же выпей вина. Это не повредит.
Глаза говорящего с предками походили на два темных омута, и Калеб вдруг ощутил, что должен подчиниться их велению. Его рука сама потянулась к чаше, пальцы обхватили ее, вино смочило горло. Он выпил до дна. Глотал гулко, быстро и жадно. Потом, все еще не выпуская чашу, огляделся.
Покой, куда его привел Лабат и куда они с Вастаром возвратились после осмотра Дома Памяти, был небольшим и уютным: бронзовые светильники на стенах, лавки с мягкими подушками, низкий столик и ниша у двери – там поблескивали гладкими боками амфоры с вином и стояла полная фруктов корзинка. Ни изваяний, ни мозаичных картин или иных украшений… За широким окном раскинулась площадь, огромная и по-прежнему пустая. Солнечные лучи золотили вершину обелиска, его тень сместилась на четверть окружности и стала совсем короткой. Полдень, подумал Охотник и перевел взгляд на лицо Вастара. Оно казалось неподвижным, будто вырубленным из камня, и только залетевший в окно ветерок шевелил темные с проседью пряди.
– Ты показываешь эти ужасы всем, кто обитает в Парао? – спросил Калеб. – Чтобы они знали грядущее и приготовились к нему?
– Так быть-есть, – прозвучало в ответ.
– Неблагодарная работа. Очень неприятная!
– Они смотрят, и дух их нисходит в Яму, – произнес Вастар. – Но потом я дарю им утешение.
– Вот такое? – Калеб потянулся к кувшину и налил себе вина.
– Нет. Вино они могут выпить в своем доме. Выпить, съесть рыбу и плоды и тем укрепить свое сердце. Я дарю им иное утешение – позволяю говорить с предками, и тогда они понимают, что ничего не кончилось, ничего не завершилось. Птица умирает, но остается гнездо и в нем – птенцы. Немного, но так быть-есть.
Внезапно вождь вытянул длинную руку и прикоснулся к виску Калеба. Его ладонь была теплой, легкой и сухой. Висок кольнуло, точно слабые электрические импульсы проникли сквозь кожу в мозг Охотника. Он хотел отстраниться, но не смог этого сделать.
– Хочешь побеседовать с моими предками? – Голос Калеба звучал едва слышно, истома сковала члены, но он не пытался бороться и не тревожился – охотничий инстинкт подсказывал, что зла ему не причинят. – Не получится, нет, не получится, чародей… они далеко… так далеко, что ты и представить не можешь…