Дама наизнанку
Шрифт:
Баранов любил театр, хотя в последние годы, а точнее, после окончания университета, бывал там редко: в нечастые выходные не до хорошего, отоспаться бы! Поэтому, входя в 11-20 в служебный вход драматического театра, он испытал нечто вроде легкого трепета: подумать только, какие великие актеры поднимались за прошедшие десятилетия по этим ступенькам!
Вахтерша, посмотрев в удостоверение, безошибочно догадалась о причине визита майора:
– Вы по поводу убийства Аллочки Перминовой? До Вас, другой милиционерик ходил, вроде бы, капитан... Уж скорей бы поймали вы этого ирода! Такой она человек была
Если бы Виктор не спросил, как пройти к директору, она, похоже, еще долго делилась бы этими трогательными воспоминаниями. Директор оказался пухлым пятидесятилетним коротышкой, определенно не смирившимся за прожитые годы с этим своим недостатком, о чем наглядно свидетельствовали туфли на высочайшем каблуке и высоко взбитый кок седеющих волос. Тщательно проверив документы майора. Он усадил его в кресло, благожелательно улыбнулся и осведомился:
– Коньячку не желаете, господин майор? Или правильнее по-старому, товарищ майор?
– Уставное обращение пока не меняли. А что до коньяку... Спасибо!
– Спасибо, "да", или спасибо, "нет"?
– Спасибо, нет: рановато, да и вообще, дел много.
– А я себе налью, простудился, знаете ли...
Директор открыл сейф, и достал пузатую бутылку.
– Всегда, знаете ли, держу под рукой этот целебный напиток. Время от времени на сцене с актерами происходит одна и та же страшная вещь - пропадает голос. Ладно, если это "кушать подано". У них, кстати, такого и не бывает. А если у главного героя? Тогда на помощь приходит директор! Стакан коньяку (я Вам когда-нибудь расскажу, что молоденькие актеры, бывало, вытворяли на сцене после моего лечения!), и голос возвращается, до конца спектакля - гарантированно. Но потом, конечно, длительный больничный... Как говорится, жертва искусства! Ваше здоровье!
– Кхм, я бы хотел обсудить с Вами несколько вопросов в связи с расследованием убийства артистки Перминовой.
– Да, да, такой ужас!
– директор помотал головой и содрогнулся, то ли от воспоминания о преступлении, то ли оттого, что душа плохо приняла дозу алкоголя.
– Как Вы думаете, мог ли кто-нибудь в театре быть заинтересованным в смерти актрисы?
– Упаси Бог, что вы! Меня об этом уже расспрашивал Ваш предшественник. А, кстати, где он? Такой веселый молодой человек... Надеюсь, с ним ничего не случилось?
Я тоже надеюсь, что пока ничего серьезного с ним еще не случилось, подумал Баранов, но интересно, почему ты об этом спрашиваешь? Улыбнувшись, майор ответил:
– Нет, с ним все в порядке! Но Вы не ответили на мой вопрос.
– Извините. Аллочку абсолютно все в коллективе любили, это был ангел во плоти. Я не могу представить себе такого изверга. Даже искать его среди актеров труппы бессмысленно, и даже вредно. Вы себе не представляете, как негативно это страшное происшествие сказалось на творческом тонусе коллектива! Но говорят, что у нее был ужасно ревнивый возлюбленный...
– Скажите, где и как я мог бы поговорить с актерами? В первую очередь с теми, с кем Перминова была особенно дружна?
– Пойдемте в зал, сейчас, я думаю, Кирилл Кириллович объявит перерыв - он всегда это делает в двенадцать
Когда взялся за ручку двери, ведущей в зрительный зал, он предупредил о необходимости соблюдать сугубую тишину: "Кирилл Кириллович человек очень эмоциональный, и любые посторонние звуки его просто выводят из себя". В зале было темно, только где-то на уровне 5-го - 7-го ряда горела настольная лампа, освещавшая седую шевелюру и грузную фигуру знаменитого режиссера. На ярко освещенной сцене несколько актеров благоговейно слушали, что он им говорил:
– ... Меня совершенно не устраивает. Вы играете обыденных людей в их каждодневной жизни. Ничего не скажу, играете убедительно. Но ведь вся соль в том, что ваши персонажи - люди необыкновенные, и такими их сделала совершенно фантастическая ситуация, в которой они оказались. Неужели это не понятно, черт возьми? Через тридцать минут начнем все сначала.
Кирилл Кириллович встал со своего кресла и почти выбежал из зала. Директор, дождавшись, когда за ним закроется дверь, встал и попросил внимания. Еще через пару минут Баранов сидел в отведенной для него гримерке и с любопытством смотрел на Эллу Мурашову, эффектную блондинку и частую исполнительницу запоминающихся ролей в остросюжетных сериалах. В реальной жизни, разумеется, она выглядела несколько иначе, чем на сцене или экране телевизора, но впечатление, несомненно, производила мощное.
– Извините, ради Бога, но я займу у Вас всего несколько минут. Ваш перерыв...
– О каком перерыве Вы можете говорить, если наша беседа поможет найти убийцу Аллы...
– Что Вы думаете обо всем этом? Кто, по-вашему, мог быть заинтересован в этом убийстве?
– Не представляю! Вы, наверно, уже сто раз слышали, что Аллочка была ангелом. Но ведь так оно и было!
– Элла красиво всплеснула руками и обессилено уронила их на колени. Ума не приложу, кому это могло быть нужно. Если только Любовь и Ревность...
Она именно так и произнесла эти слова, с большой буквы. Все-таки актеры умеют то, что недоступно для остальных людей! В общем, ничего более существенного от заслуженной артистки Эллы Мурашовой Баранов не узнал. Как, впрочем, и от нескольких других, зашедших к нему после нее. Майор уже начинал посматривать на часы, опасаясь, что вот-вот перерыв закончится, а он ничего полезного так и не узнает. Но под конец ему все-таки повезло. Удача явилась в лице рыжеволосого и рыжеусого артиста Владимира Уланова. Причем начало беседы ничего интересного не предвещало: Владимир пустился в воспоминания о том, какой чудесной актрисой была покойная:
– Вы не представляете, - говорил он с неистребимыми в каждом актере театральными интонациями, - какой Аллочка была Джульеттой, притом, что была уже не юна! Она просто завораживала зал. Как-то актер, игравший аптекаря, у которого Ромео покупает яд, чтобы отравиться, решил пошутить - мелкое хулиганство вещь в театре обычная. После своей фразы: "Будь хоть в Вас жизни за двадцатерых,// Один глоток уложит Вас мгновенно", он глотнул из пузырька с ядом, одобрительно кивнул и протянул его покупателю. Вся труппа просто умирала, а в зале никто даже не улыбнулся!