Дама наизнанку
Шрифт:
Налив вторую чашку кофе и закурив первую сигарету, Овечкина задумалась о плане работы на четверг. Во-первых, надо было ждать продолжения разговора с неизвестным анонимом. Любопытно, откуда был вчерашний звонок: от Зотова или Наумова (Филимонов после неудавшегося покушения исключался, а с Крамским по линии Арефьева уже все было ясно)? Во-вторых, просто сидеть и ждать, в условиях цейтнота было непозволительной роскошью. Следовательно, надо было вступать в активную игру с Блохиным, Хандыбиным и Востриковым. В результате, Лида решила с утра пораньше
– Базарджян!
– Алик, здравствуйте! Это Овечкина.
– Здравия желаю, товарищ майор!
– Вольно, лейтенант!
– улыбнулась Лида.
– Давно приехали в Управление?
– Я не уезжал, - смутился Алик.
– Вдруг кому-нибудь что-то понадобится? Слушаю Вас!
– Я хочу вас попросить о двух вещах. Первую нужно сделать прямо сейчас, пока Блохин еще дома: позвонить и вызвать его на Петровку на десять часов. Представьтесь и пригласите к себе, скажите, что открылись очень интересные и лично для него, Семена Марковича, важные факты по убийству Катыхова. Когда придет, минут пятнадцать его помурыжьте, ничего внятного не говоря, но намекая, что нам многое известно. Изобразите тупого, упрямого служаку. Потом появлюсь я.
– Понял!
– весело засмеялся Базарджян: - сыграем в доброго и злого следователей.
– Не очень оригинально, но весьма действенно, - подтвердила Овечкина.
Недовольный Блохин пришел вовремя. Коротко стукнув в дверь, он вошел, не дожидаясь разрешения, и с порога попытался взять инициативу в свои руки:
– Базарджян - Вы? Что за безобразие! Поднимать из постели и заставлять чуть ли не бегом бежать в милицию! Вчера предупредить не могли? И вообще, без повестки я не обязан к Вам являться!
Алик, имевший почти два часа на обдумывание своей роли, и бровью не повел. Он продолжал внимательно читать лежащее перед ним дело. Посетитель, выпустив пар, тяжело отдувался и переминался, стоя по-прежнему у двери, с ноги на ногу. Затем, явственно пробормотав: "Хоть бы сесть предложил, невежа!", промаршировал через кабинет и уселся на стул, стоявший около аликиного стола. Старлей продолжал листать дело, морща лоб и шевеля губами. В какой-то момент он оторвал глаза от текста и медленно проговорил с выраженным киношным псевдокавказским акцентом:
– Присаживайтес пока!
– после чего снова уткнулся в бумаги.
Прошло еще несколько минут. Блохин медленно закипал, хотя и отдавал себе отчет в том, что поведение "наглого мальчишки" именно на это и рассчитано.
– Если Вы так заняты, - не выдержал Блохин, - я пойду?
– Без отметки в пропуске Вас не випустят!
– после
Посетитель, неизбежно прочитав это название, невольно окинул взглядом стол и увидел с десяток таких же дел с номерами шесть, восемь и т.д. (Изготовление этих карточек и приклеивание их скотчем к другим делам заняло у Алика минут пятнадцать). В этот момент самоуверенный Семен Маркович вопреки своей воле ощутил в груди легкий холодок.
– Если не ошибаюсь, шестидесятилетие Ви уже отметилы?
– Какое это имеет значение? Да!
– А в роду долгожителы билы?
– Причем здесь долгожители? Вы что, издеваетесь?
– Так билы?
– Были, были, черт побери! Что все это значит?
– Значит, нельзя искоючит, щто остаток дней Ви проведете все же не за решеткой!
Овечкина, сидевшая с наушниками в соседнем кабинете, уже давно кисла от хохота.
– Не смейте меня запугивать, - попытался зловеще-спокойно проговорить Блохин, но в конце фразы его голос предательски сорвался: - Я буду жаловаться!
– Имеете право, - согласился старлей.
– Я требую адвоката, и в его отсутствие отказываюсь говорить!
– Имеете право, - Базарджян снова кивнул головой.
– Но пока щто я толко спросиль, долго ли жилы твой папа и папин папа! Это щто - тайна?
– Не твой папа, - возмутился Семен Маркович, - а Ваш!
– Наш?
– переспросил Алик.
– Наш папа жил до девъяноста двух, рано помер, а вот ему папа - до ста шестнадцаты! За день до смерти молодую жену любиль, барашек кушаль, клянусь! Я сам этот барашек резал, вах, как сладко он блеял...
– мутными глазами "сумасшедший мент" посмотрел на Блохина, который в панике начал считать свой пульс.
Мечтательно улыбнувшись, Базарджян облизнулся, сделал паузу и продолжил:
– Вернемся, однако, к нашим ягнятам! Теорема: не хочешь говорит - значит, имеешь, что скрыват! Вах, это не требует доказателства! Беседоват будем?
– Попробуем.
– Ми знаем все, клянусь! Но я хочу, щтобы старост ти встретыл на свободе, а не тюрма. Поэтому надо облегчится совестью!
– В чем вы меня обвиняете?
– истерично выкрикнул Семен Маркович.
Ответить Алик не успел: в кабинет вошла Овечкина. По договоренности, он вскочил по стойке смирно и выкатил глаза.
– Старший лейтенант! Что Вы делаете с посетителем? Из коридора слышно, как он кричит!
– Зачем кричит? У нему такой манера ведения разговора, товарищ майор!
– Он говорит неправду, товарищ майор!
– с придыханием выговорил Блохин.
– Он издевается, угрожает и силой меня здесь удерживает. Я не желаю с ним разговаривать!
– Лейтенант, это правда?
– У меня в подвале он би уже писаль чистосердечное признание! Я толко ему намекнуль, щто лючше оформит явку с повинной.