Дама с камелиями
Шрифт:
Пробило два часа. Я подождал еще немного. Только часы нарушали молчание своим монотонным, размеренным тиканьем.
Я ушел наконец из комнаты, где все предметы приняли печальный облик, который передается окружающей обстановке печальным одиночеством души.
В соседней комнате я застал Намину, уснувшую над работой. Когда я открыл дверь, она проснулась и спросила, вернулась ли барыня.
— Нет, но если она вернется, скажите, что я не мог справиться с беспокойством и отправился в Париж.
— Так поздно?
— Да.
— Но
— Я пойду пешком.
— Дождь идет.
— Ну так что же?
— Барыня вернется, а если не вернется, можно утром поехать справиться, что ее задержало. Вас убьют на дороге.
— Нет никакой опасности. Нанина, прощайте.
Девушка принесла пальто, подала мне его и предложила пойти разбудить вдову Арну и узнать у нее, нельзя ли достать экипаж, но я отказался, убежденный, что потеряю на эту маловероятную попытку больше времени, чем мне нужно, чтобы пройти половину пути.
К тому же мне необходим был свежий ветер и физическое утомление, чтобы пересилить нервное возбуждение, которое меня охватило.
Я взял ключ от квартиры на улице д'Антэн и, попрощавшись с Наниной, которая проводила меня до ограды, ушел.
Сначала я бежал, но земля была вязкая, и я скоро устал. Через полчаса я должен был остановиться, так как весь был в испарине. Переведя дыхание, я продолжал идти. Ночь была такая темная, что каждую минуту я боялся наткнуться на деревья, которые вдруг вырастали передо мной, и казалось, что навстречу мне бегут огромные призраки.
Я встретил одного или двух ломовых извозчиков, которых быстро обгонял.
По направлению к Буживалю проехала коляска. Когда она миновала меня, у меня появилась надежда, что Маргарита сидит в ней.
Я остановился и крикнул:
— Маргарита! Маргарита!
Никто мне не ответил, коляска удалилась. Я продолжал свой путь.
Мне понадобилось два часа, чтобы дойти до заставы.
Вид Парижа вернул мне силы, и я побежал по длинной аллее, по которой столько раз проходил раньше. В эту ночь там никого не было. Как будто я путешествовал по мертвому городу.
Начало светать. Когда я пришел на улицу д'Антэн, город начал уже понемногу просыпаться. В церкви пробило пять часов, когда я входил в дом номер девять.
Я сказал свое имя швейцару — он получил от меня достаточно денег и знал, что я имею право приходить в пять часов к мадемуазель Готье, — и прошел без затруднения.
Я мог у него спросить, дома ли Маргарита, но он мог мне ответить отрицательно, а я предпочитал сомневаться еще две лишние минуты, так как, сомневаясь, не переставал надеяться.
Я прислушался у двери, стараясь уловить какой-нибудь шум, движение, — ничего, буживальское молчание, казалось, переселилось сюда.
Я открыл дверь и вошел.
Все занавеси были плотно задернуты. Я открыл их в столовой и направился в спальню. Я бросился к шторам и сильно
Она была пуста!
Я открывал все двери одну за другой и заходил во все комнаты.
Нигде — никого. С ума можно было сойти!
Я прошел в уборную, открыл окно и несколько раз позвал Прюданс. Окно мадам Дювернуа не открывалось.
Тогда я спустился к швейцару и спросил, приходила ли мадемуазель Готье сюда днем.
— Да, — ответил он, — с мадам Дювернуа.
— Она ничего не велела мне передать?
— Ничего.
— А куда они потом отправились?
— Они сели в экипаж.
— В какой экипаж?
— Собственный.
Что все это значило?
Я позвонил у соседнего подъезда.
— Вам к кому, барин? — спросил швейцар, отворив мне дверь.
— К мадам Дювернуа.
— Ее нет дома.
— Вы наверное знаете?
— Да, барин, вот письмо для нее, оно лежит со вчерашнего вечера, и я еще его не передавал.
И швейцар показал мне письмо, на которое я машинально посмотрел.
Я узнал почерк Маргариты и взял письмо.
На конверте было сказано:
«Мадам Дювернуа для передачи господину Дювалю».
— Это для меня письмо, — сказал я швейцару и показал ему на адрес.
— Ах, вы господин Дюваль? — спросил швейцар.
— Да.
— Теперь я вас узнаю, вы часто бываете у мадам Дювернуа.
На улице я тотчас разорвал конверт.
Если бы у ног моих ударила молния, я бы не так испугался, как прочтя это письмо.
«Когда вы будете читать это письмо, Арман, я буду уже любовницей другого. Между нами все кончено.
Возвращайтесь к отцу, мой друг, поезжайте к вашей сестре, чистой девушке, которая не знает о нашей грязи, и около нее вы забудете скоро те страдания, которые вам причинила погибшая девушка Маргарита Готье. Вы любили ее, и вам она обязана единственными счастливыми моментами своей жизни, которая, по счастью, недолго протянется».
Когда я прочел последние слова, мне показалось, что я сошел с ума.
Одно мгновение я боялся упасть на мостовую. Облако застилало мне глаза, и кровь стучала в висках.
Однако я пришел в себя, оглянулся кругом, удивленный, что жизнь по-прежнему идет дальше независимо от моего несчастья.
Я не был достаточно силен, чтобы перенести в одиночестве удар, который мне нанесла Маргарита.
Тогда я вспомнил, что отец тут, в городе, что через десять минут я могу быть около него и что он всегда разделит мою печаль.