Дама с рубинами. Совиный дом (сборник)
Шрифт:
– Лотарь! – воскликнула Клодина.
Стеклянный купол зашатался перед ее глазами, ей казалось, что пол уходит из-под ног, и в тот же миг она почувствовала себя в его объятиях.
– Клодина! – услышала девушка его голос.
– Не будь так резок, – прошептала она, – не будь так резок. Тяжело знать, что другие сердятся, если ты так счастлив…
Они были одни. Клодина смотрела на него своими прекрасными, блестящими от слез глазами.
– Молчи, – сказала она, закрывая ему рот своей рукой. – Молчи, Лотарь, сейчас не время предаваться
– Но ты не будешь противиться желанию умирающей? – неуверенно спросил он.
– Не буду.
– И мы поедем домой, в наш тихий Нейгауз, Клодина?
– Нет, о нет, – категорически возразила она. – Я не уйду от нее, так сильно страдавшей из-за меня, пока она жива. Я теперь ничего не боюсь, потому что знаю, что ты мне веришь и не сомневаешься во мне. Поезжай пока путешествовать, я еще раз даю тебе отпуск, и когда ты вернешься, когда мое сердце будет в состоянии снова радоваться, когда я буду считать себя вправе быть счастливой, – тогда я приду к тебе…
Глава 28
Вечером в комнатах герцогини состоялась свадьба. Об этом знали все в замке, от фрейлины до судомойки.
Все знали, что молодой муж уехал тотчас же после венчания, а фрау Клодина Герольд фон Нейгауз заняла место у постели больной.
Герцогиня была сегодня очень слаба. Она присутствовала при обряде венчания и сама дрожащими руками приколола вуаль к прекрасным белокурым волосам невесты. Его высочество, герцогиня-мать и фрау фон Катценштейн были свидетелями. Молодые простились в их присутствии. Рядом с Клодиной в ногах постели герцогини сидела маленькая принцесса, и у обеих были заплаканные глаза.
После венчания герцогине стало хуже, и доктор отправился к герцогу, чтобы подготовить его к неизбежному…
Наступила ночь. Облака разорвались, и звезды смотрели на покрытую снегом землю.
В комнате принцев свет ночника падал на головы спящих детей – они ничего не подозревали. Кроме них, никто не спал в эту ночь. Окна замка светились в темноте…
В приемной ходил взад-вперед герцог, иногда заглядывая в комнату своей супруги. Потом он услышал тихий голос:
– Адальберт, Клодина уехала?
Молодая женщина бесшумно пододвинулась к постели.
– Ты еще тут? – спросила больная.
– Оставь меня у себя, Элиза, – попросила Клодина. – Лотарь должен закончить разные дела, прежде чем я перееду в Нейгауз.
Герцогиня слабо улыбнулась.
– Ты ведь не умеешь лгать, я знаю, почему ты осталась. Бедное дитя! Какая грустная свадьба! Адальберт, – проговорила она с трудом, – здесь ли Елена?
Принцесса подошла и остановилась рядом с Клодиной.
– Подайте друг другу руки, – попросила герцогиня.
Принцесса Елена схватила руку Клодины.
– Простите меня, – сказала она и тихо заплакала.
– А теперь позовите Адальберта, – потребовала больная.
Он подошел, сел на край ее постели, и она ответила на его страстную мольбу о прощении горячим и безмолвным пожатием руки.
– Если
– Не говори так, – сказал он, – я буду несчастлив, если ты оставишь меня, моя Лизель.
– Скажи еще раз «моя Лизель», – попросила больная, взглянув на него, и в угасающих глазах ее снова вспыхнул огонь любви.
– Моя Лизель! – прошептал он дрожащим голосом.
– Ну иди, Адальберт, я хочу спать, я так устала. Поцелуй детей… Иди, – повторила она и задремала.
Клодина некоторое время наблюдала за ее спокойным сном. Лишь на минуту усталость смежила ей веки, лишь на минуту…
Она проснулась – герцогиня лежала со странным выражением покоя на лице. Клодина схватила ее руку и ужаснулась: рука была холодна.
– Элиза, Элиза! Открой глаза, проснись!
Герцогиня никого не слышала более.
Принцесса с рыданием опустилась на колени у изголовья кровати. Все пришли – герцог, доктор, фрейлина.
Было тихо, страшно тихо в роскошных покоях.
Потом все вышли, остались только герцог и Клодина.
Они сидели у постели умершей, а из окна доносился колокольный звон, возвещавший о том, что герцогиня заснула вечным сном. Оба самых дорогих для покойницы человека сидели у ее смертного ложа…
Глава 29
В саду Совиного дома цвел кустарник, и из черной весенней земли виднелись голубые, желтые и белые головки первых цветов.
Старый Гейнеман возился с розами, снимая с них солому и подвязывая к новым свежевыкрашенным подпоркам.
Солнце горячими лучами согревало старые развалины. Молодые зеленые листочки спешили развернуться…
Старик был сегодня вдвойне прилежен: он попросил на завтра отпуск, потому что собирался в Альтенштейн на свадьбу к внучке.
За чистыми блестящими стеклами виднелось лицо фрейлейн Линденмейер, которая разговаривала с маленькой Идой, укладывающей белье. Ида вернулась по просьбе Клодины, собиравшейся рано или поздно переехать в Нейгауз. Когда? Этого не знал никто. Барон все еще путешествовал, а его молодая жена носила глубокий траур по герцогине.
Сегодня она не понимала, что с ней происходит: с утра носилась по всему дому и ни на чем не могла сосредоточиться. Маленькое хозяйство брата было в идеальном порядке, но она еще раз проверила и расходную книгу, и небольшую домашнюю кассу. Все валилось у Клодины из рук: она не могла писать, не могла даже заставить себя играть на фортепиано, что обычно успокаивало ее и доставляло большое удовольствие. Наконец она решила, что лучше всего пойти погулять. Уже несколько дней она не видела Беаты и маленькой Леони… Может быть, Беата получила известие от Лотаря. Последнее его письмо было из Милана. Он и Клодина не переписывались – молодая женщина так захотела.