Дама с рубинами
Шрифт:
– Глупая фантазерка! Верь мне, этого потребуют от тебя все благоразумные люди, все те, кто дорожит честью и репутацией своего дома.
– Только не Герберт! – воскликнула со страстным протестом молодая девушка.
– Герберт? – резко переспросила с высокомерным удивлением советница. – Ты опять вспомнила детство. Дядя, хочешь ты сказать.
Получив этот выговор, молодая девушка изменилась в лице.
– Ну, хорошо, дядя, – поспешно поправилась она. – Он никогда не примкнет к тем бессовестным благоразумным людям, никогда, никогда! Я это знаю! Пусть
– Боже сохрани! Не смей ему об этом говорить, пока…
– Пока что, мама? – вдруг спросил ландрат из своей комнаты.
Старуха вздрогнула от испуга, будто пораженная громом.
– А, ты уже вернулся, Герберт, – смущенно проговорила она, поворачиваясь к двери. – Ты явился так неожиданно.
– Ты ошибаешься. Я давно стою здесь в дверях, только на меня никто не обратил внимания. – И с этими словами он вошел в комнату.
Лицо его было серьезно, даже мрачно, но молодой девушке показалось, что глаза его радостно блеснули при взгляде на нее.
– Я бы немедленно скромно удалился, – сказал он матери, – если бы твой горячий разговор с Маргаритой не касался и меня – ведь ты знаешь, что я принял на себя выяснение этого дела.
– Что же ты хочешь выяснить, когда ты сам убедился, что нет никаких законных доказательств? – спросила, вся, трясясь от злости, старая дама. – По мне, пожалуй, проливайте свет на это позорное пятно, но чего вы этим достигнете? Тебя, Герберт, я совсем не понимаю! Ведь ясно, что если бумаги и существовали, в чем я сильно сомневаюсь, то они были преднамеренно уничтожены. Пойми, что, раздувая это отвратительное дело, ты совершаешь тяжкий грех против Болдуина.
– Как! Ты называешь грехом то, что я хочу исправить его вину? – рассердился в свою очередь сын. – Впрочем, мне все равно, хотел ли покойный скрыть свой поступок или нет, я вступаюсь за права живого и не допущу, чтобы его, их лишили. Я уже знаю слишком много, чтобы оставить невыясненным «это отвратительное дело», как ты называешь внезапно возникший вопрос. Или ты думаешь, что я соглашусь быть пассивным сообщником тайной вины? Маргарита говорит из…
– Не повторяй мне ее бредней! – воскликнула советница, с ожесточением отмахиваясь от него руками. – Всякий знает, что такой праздной девушке достаточно малейшего повода, чтобы разыгралась ее фантазия.
Ландрат обернулся к молодой девушке.
– Не принимай этого близко к сердцу, Маргарита, – сказал он.
– С какой любовью ты ее утешаешь! – насмешливо отозвалась мать. – Ты, кажется, становишься нежным дядей, хотя прежде не чувствовал ни малейшей симпатии к старшей дочери покойной Фанни! Пусть так! Идите оба против меня, которая одна не потеряла головы! Меня вы не убедите, пока я не увижу документов.
– Ты хочешь видеть документы, мама? – спокойно и твердо возразил ей Герберт. – В Лондоне, вероятно, не сгорели церковные книги.
– О боже! Этим ты хочешь сказать, дядя, что мой отец сам уничтожил бывшие у него бумаги? – воскликнула с каким-то тихим отчаянием Маргарита. – Это неправда! Он этого не сделал! Я буду защищать его до последнего, и бороться против
– К сожалению, я не могу оставить тебя в заблуждении, – возразил Герберт. – Мы добросовестно пересмотрели все оставшиеся бумаги, все документы, даже торговые книги, от нашего внимания не ускользнул ни один клочок письма. Я обыскал весь бельэтаж, смотрел и в ящиках столов в парадных комнатах, в которые никогда ничего не клали.
– В парадных комнатах бельэтажа, говоришь ты? – с трепетом спросила Маргарита – А в комнатах бокового флигеля?
Ландрат посмотрел на нее удивленно.
– Как мне могло прийти в голову искать там?
– В страшной комнате красавицы Доротеи, куда столько лет не ступала нога человека, – добавила с ироническим смехом советница. – Ты видишь, Герберт, как логичны и последовательны, бывают девические рассуждения.
– Я видела, как папа незадолго до своей смерти входил туда, – сказала с внешним спокойствием Маргарита, но голос ее дрожал от внутреннего волнения. – Он тогда заперся там.
– Так пойдемте туда сейчас же! – воскликнул ландрат.
Она сбегала вниз за ключом и, вернувшись через несколько минут, столкнулась с Гербертом в дверях галереи; но он был не один, с ним под руку шла вся окутанная толстыми шалями и платками его мать, которая сказала, бросив насмешливый взгляд на внучку, что тоже желает присутствовать при открытии клада.
Глава двадцать седьмая
Маргарита побежала вперед, чтобы отпереть дверь. В первый раз в жизни переступила она этот порог и стояла под расписным потолком. Воздух здесь был пропитан слабым запахом увядших цветов, заходящее солнце бросало красноватый свет через пунцовые маки ветхих, но все еще сохранивших свои краски штофных гардин.
В эту дверь проскальзывала, как говорили, белая женщина, и за ней проносилась, как фурия, госпожа Юдифь в паутинном одеянии, прибавляли многие, верившие в привидения. По этому порогу пробегала украдкой и девушка в открытых башмачках, отправляясь из великолепной комнаты на чердак пакгауза, пугая жителей дома и заставляя вновь ожить предание о хождении красавицы Доротеи.
Советница, входя в комнату, начала махать платком.
– Фи, какой отвратительный воздух! И эта пыль! – воскликнула она возмущенно, указывая на мебель.
Действительно, отливы шелка и бархата, блеск позолоты и великолепных зеркал только слабо просвечивали через толстый слой серовато-белой пыли.
– И ты хочешь уверить нас, Грета, что твой отец бывал здесь перед смертью? Говорю тебе, что эта дверь не открывалась много лет! Впрочем, нет ничего удивительного, что тебе привиделось что-то в коридоре, там до смерти страшно.
Маргарита молчала, бросив многозначительный взгляд на ландрата, она указала ему на следы, идущие по пыльному паркету прямо к стоявшему у окна письменному столу.