Дама с рубинами
Шрифт:
Герберт раздвинул гардины, в комнату широкой волной хлынул бледно-золотистый свет солнца и слабо заиграл на перламутровых и металлических арабесках стола.
Это был прекрасной работы письменный стол с вырезной доской, над которой возвышался секретер с дверкой посередине и бесчисленными выдвижным ящичками по обеим сторонам.
Советница, неприятно удивленная, тоже пошла по следу, подняв подол своего платья, и остановилась позади сына и внучки, вытянув шею и не в силах скрыть своего волнения.
Ключ легко повернулся в замке под рукой Герберта, и дверца секретера распахнулась. Ландрат отшатнулся назад, старая дама слегка вскрикнула, а по лицу Маргариты разлилось радостное удивление
– Вот она! – воскликнула девушка с облегчением после напряженного страха ожидания.
Да, это была та самая чудная женская головка, которая когда-то выглядывала из-за жасмина! То же лилейно-белое невинное девичье личико, те же темно-голубые, сияющие как звезды глаза под тонкими темными бровями.
Только белокурые волосы, ниспадавшие тогда тяжелыми косами на грудь и спину, были теперь завиты и подобраны в высокую пышную прическу, и в их бледно-золотых волнах блестели рубиновые звезды красавицы Доротеи.
Ах, так вот почему эти камни «не будет носить ни одна женщина, пока я жив», как заявил с такой страстью Лампрехт в тот вечер, после отъезда гостей! Да, эта дама с рубинами была так же любима и оплакиваема, как и первая, та, что являлась привидением в этом доме.
Старый Юстус остался мрачным печальным вдовцом до конца своей жизни, как и его правнук, возбуждавший всеобщую зависть Болдуин Лампрехт.
Какое демоническое влияние могло побудить прекрасную Бланку, нарядиться совершенно так же, как ее несчастная предшественница, которая сделала одинаковый с нею рискованный шаг и также заплатила за него своей молодой жизнью. Одуряющий аромат несся из шкафа, кругом портрета были нагромождены высохшие розы, принесенные сюда на медленное увядание.
Перед ним лежал последний маленький букет, который Маргарита видела тогда в руках отца, – прелестная Бланка, наверно, очень любила аромат роз.
– Портрет еще ничего не доказывает! – воскликнула дрожащим голосом советница, прерывая внезапно наступившее молчание; растроганные Герберт и Маргарита будто онемели.
– Мои предсказания исполняются, Герберт! Ведь это доказывает только, что слабый человек на время попал в сети кокетки!
Не отвечая, Герберт потянул один из выдвижных ящичков, который, однако, не выдвигался.
– Этот секретер, вероятно, одинакового устройства с письменным столом тети Софи, – сказала Маргарита и, засунув руку во внутренность шкафа, потянула за выступающий узенький деревянный брусок – все ящики левой стороны разом отворились.
В нижних лежали современные дамские украшения вперемежку с разноцветными бантами, конечно, это были реликвии осиротевшего мужа; но один из верхних ящиков был весь заполнен бумагами. Маргарита слышала, как стоящая за нею бабушка с трудом переводит дух. Потом над плечом девушки появилось старое лицо с тонкими чертами, в нем не было ни кровинки, а глаза так и впились в содержимое ящика.
На перевязанных черной лентой письмах лежал сверху большой конверт, надписанный рукой покойного.
– «Документы моего второго брака», – громко прочел ландрат.
Советница испустила крик негодования.
– Так это правда! – воскликнула она, всплеснув руками.
– Сжалься, бабушка, – умоляюще сказала Маргарита.
– Жалости не надо, Маргарита, – проговорил, сдвинув брови, ландрат. – Я не понимаю, мама, как ты вообще могла желать, чтобы не было этого удостоверения. Ясное как день право мальчика восторжествовало бы и без этих бумаг, и свет все равно узнал бы вскоре о существовании сына от второго брака. Найти эти документы важно было только потому, что они доказывают нам, его близким, что Болдуин не хотел жертвовать честью своей покойной жены и ребенка, испугавшись суда высшего общества.
– Я
– Я нет! – обиделась старая дама. – Этот скандал отравит последние годы моей жизни. Но было бесчестно с его стороны заставлять нас участвовать в этой возмутительной комедии! А я-то еще так расхваливала его при дворе, мне одной он обязан был тем уважением, которым там пользовался. И как же будут теперь смеяться над «недальновидной Маршаль», которая, ничего не подозревая, ввела в высший круг зятя Ленца! Я опозорена навеки! Я теперь не смогу больше показаться при дворе! О, зачем я решилась поместиться в доме торгашей! На этот дом будут скоро показывать пальцами, а мы, Маршали, живем в нем, и ты, первый чиновник в городе. Прошу тебя, Герберт, не делай только этой равнодушной мины! – вдруг набросилась она на сына. – Ты можешь дорого поплатиться за свое хладнокровие! Неизвестно, какие последствия будет иметь лично для тебя эта грязная история.
– Я сумею их перенести, мама, – перебил он ее с невозмутимым спокойствием. – Болдуин…
– Замолчи! Если в тебе есть еще хоть искра сыновней любви, не произноси этого имени! Я не желаю его больше слышать, не хочу, чтобы мне напоминали о том, кто нас так жестоко обманул, вероломный.
– Остановись! – воскликнул Герберт, поддерживая бледную Маргариту, которая схватилась за край стола, чтобы не упасть. – Ни слова больше, матушка! – На лбу его напряглись жилы, он говорил с гневом, но в голосе его слышалась глубокая скорбь. – Если ты так безжалостно, с таким невероятным эгоизмом отрекаешься от Болдуина и, следовательно, от сироты, его дочери, то я буду ее защитником и не потерплю, чтобы было произнесено еще хоть одно злое слово, причиняющее ей страдание, ей, еще не оправившейся от своей тяжелой утраты! Но и Болдуина я не позволю тебе больше позорить! Правда, он был слаб, его нерешительность была недостойна мужчины, и я ее не понимаю, но перед нами – обстоятельства, смягчающие его вину. Ты сама убедительнейшим образом доказываешь в эту минуту, какая поднялась бы вокруг него буря, если бы он мужественно и открыто заговорил в надлежащее время. Его прельстила возможность войти в исключительный круг, где его приняли с распростертыми объятиями, и с каждым шагом он все больше запутывался в неестественных противоречиях. Скажу больше: чтобы стать в открытую оппозицию тебе и тем, кто разделяет твои мнения, и, отрекшись от всех предрассудков, следовать только естественному влечению сердца, надо немало мужества. Этот случай в нашем семействе должен был бы открыть тебе глаза и показать, к чему приводит гнет узких взглядов, отрицание всякого здорового, естественного человеческого чувства – к скрытым душевным мукам, которые лишают человека сил, ко лжи и обману, иногда даже к преступлению. Часть вины Болдуина падает и на современное общество, не один он играл комедию!..
По мере того как Герберт говорил, советница все дальше отходила от него; казалось, она хотела этим показать, как велика была та пропасть, которая образовалась между матерью и сыном вследствие разности взглядов. Крепко сжав губы, направилась она к двери и там еще раз обернулась.
– Я не возражу ни слова на то, что ты мне говорил, – сказала она дрожащим от гнева голосом. – С моими принципами я до сих пор кое-как прожила на свете, они лучшая часть меня самой, моя гордость, с ними я живу и умру! Но ты будь осторожен! Это кокетничанье с современным, лишенным всяких принципов либерализмом несовместимо с твоим положением! Но что я говорю! К чему мне давать советы? Это было бы даже бестактно с моей стороны. Ведь в Принценгофе и перед их высочествами ты, понятно, не позволишь себе высказывать подобные взгляды.