Дама Тулуза
Шрифт:
Амори встряхивает мужлана, с отвращением хлопает его по мокрой бородатой морде. Тот выпучивает глаза, не видя над собой молодого, веселого лица – ничего не видя, кроме собственного ужаса.
– Эй, скажи-ка, как зовется замок? – спрашивает Амори.
Мужлан слабо мычит. Амори снова хлопает его по щеке.
– Замок, – повторяет он. – Крепость. Как она зовется?
До мужлана туго, но доходит смысл вопроса.
– Басти, – бормочет он в бороду.
– Кто господин? Сеньор? Имя?..
– Гийом…
Амори выпускает
Амори влетает в деревню, вспугивая кур, гусей, женщин и двух беспечных хрюшек. Одну свинку франки тотчас же насаживают на копье и с гиканьем, под страшный поросячий визг, под слезливую брань женщин, уносятся прочь – догонять Симона.
Так и узнали, что крепостца именуется Басти, а владелец ее носит имя Гийом.
Уплетая свинку, взятую в деревне, Симон фыркает: немного же разузнали! «Гийом»! В этих краях любой владетель если не Раймон, Рожьер или Бернарт, то непременно Бертран либо Гийом… А свинка хорошая, упитанная. Все не зря наведывались.
Крепостца перед ними – как на ладони: небольшая, но воинственная. И уже сейчас видно, что к завтрашнему вечеру падет. Но и то понятно, что падет не без сопротивления.
– Давайте спать, – говорит Симон сыну. – Завтра много работы.
И еще засветло валится граф Симон в горячую траву и почти мгновенно засыпает. И нет ему дела ни до жары, ни до шума в лагере, ни до насекомых.
Басти и вправду пала на следующий день. Симон щелкал такие крепости, как орехи. Потерял на лестницах четверых. Еще двое поломали себе руки-ноги, падая. В самой Басти убитых и вовсе не было. Одному только отмахнули лоскут кожи с виска.
Пока франки обшаривали Басти, отыскивали, нет ли подвоха, не прячется ли где-нибудь свихнувшийся арбалетчик, которому втемяшилось пасть, перестреляв перед тем десяток врагов, Симон утвердился на крыше башни, прямо на камнях. Сперва окрестности озирал, вдруг к Басти подмога идет. Потом, успокоившись, сел спиной к зубцу, от солнца горячему. Скрестил ноги, подставил лицо теплу.
Рядом с Симоном стоит легат, ужасно недовольный. И того уж хватило, что оставил в живых Ростана де Паскьера, по всему видать – отъявленного еретика. Похоже теперь, что и Басти намерен Симон пощадить. Стоял над ухом и бранил Симона.
Симон голову повернул, странновато на кардинала поглядел – так сарацины смотрят, когда им, с их точки зрения, говорят чушь.
Привели владельца Басти, того самого Гийома. Был без шлема, потные волосы взъерошены. Еще издали, по подпрыгивающей походке, признал его Симон. И рассмеялся, легата изумляя.
Как он мог выпустить из памяти, что настоящее имя Драгонета было Гийом?
Амори сбоку от пленного шел, смотрел, как
– А, сеньор Драгонет, – молвил Симон, завидев его, – добрый день. Я должен был раньше догадаться, что это вы.
Драгонет хмуро улыбнулся. А Амори на отца своего дивился: всякий раз найдется у Симона, чем огорошить.
Драгонет полез за пазуху. Тотчас же Амори, не доверяя, перехватил его руку, но Симон сказал сыну:
– Отпустите его.
И извлек Драгонет шелковую перчатку, ту самую, что получил из рук Симона в Монгренье. Помахал ею, будто мух отгоняя.
– Ваша правда была, мессен, – сказал он. – Вот и снова мы с вами встретились.
Симон хмыкнул.
– Вас это, никак, опечалило?
– Опечалило, – согласился Драгонет. – Ибо всякий раз наши встречи мне вовсе не к выгоде.
Не обращая внимания на прогневанного кардинала, сказал Драгонету Симон:
– В четвертый раз я не стану вас щадить, поэтому лучше нам покончить с нашей враждой сегодня. Вам со мною не совладать. Мне же, видит Бог, совсем не хочется поступать с вами по справедливости.
– По справедливости? – переспросил Драгонет.
Амори видел, что этот Гийом-Дракончик Симона не боится и вражды к нему не испытывает.
Симон сказал:
– По справедливости я поступал в Берни, где оставил в живых только простолюдинов и ребятишек младше десяти.
Драгонет призадумался. Потом встретился с Симоном глазами, и рот у него разъехался от уха до уха.
– Ваша взяла, мессен, – сказал он. – Я присягну вам. На вашей стороне биться я не стану, ибо не к лицу мне это. Но и оружия на вас больше не подниму.
И отдал шелковую перчатку Амори, а тот возвратил ее отцу.
– Да, – вспомнил Симон, – а где ваш брат Понс?
Драгонет неопределенно махнул рукой.
– Понятия не имею.
Симон понял, что Драгонет лжет, однако уличать его не захотел. Встал, потянулся. Протянул Драгонету обе руки.
– Ну, – молвил Симон, – чем вы будете нас угощать в вашем замке?
И перешагнул Симон через Басти, прошел Мондрагон, и осталась только одна преграда между франками и Крёстом – Монтелимар.
Были этот город и замок над ним как бы двуглавы: имели двух сеньоров, сообща владевших замком и землями вокруг. Владельцы между собою ладили плохо и каждый тянул на себя.
И вот один захотел биться с франками до последнего издыхания. Нашлись у него в городе сторонники, готовые выдержать все тяготы осады и встретить, если потребуется, смерть.
Но другой владелец вовсе не желал идти против Симона, ибо знал: не выстоять Монтелимару против такого числа франков. А вести о том, что они сделали в Берни, донеслись и досюда. И потому хотел помириться с Симоном, не успев поссориться. И многие в городе держали руку этого второго сеньора.