Дама Тулуза
Шрифт:
И настала для Тулузы долгая ночь.
Чего ждут теперь от Раймона его старые бароны и молодые их сыновья, изголодавшиеся душой по музыке, по свободе и свету?
Думают, что одним своим возвращением вернет он былое великолепие? Что вновь расцветит Лангедок цветами любви и воли?
Раймон пьет вино, смеется, он вспоминает одно куртуазное приключение за другим. Обрывки стихов и песен, имена трубадуров и прекрасных женщин, смех и слезы – ах, какое было
И вот в этот щемяще-сладостный поток, дразнящий и без того взволнованное сердце, врывается хриплый голос Рожьера:
– Тулуза готова восстать, мессен. Все готово. Тулуза ждет только вас, мессен. Вместе мы вышвырнем Монфора. Возьмите нашу кровь, если она для этого потребуется.
И меркнет все перед взором Раймона. Бывший граф Тулузский – не трус. Но он не воин.
А молодые сыновья старых баронов полны нетерпения, и кровь бьется в их венах, рвется наружу. И ради того, чтобы вернуть в Лангедок куртуазность, хотят они убивать, колоть и резать, вешать и жечь, без пощады, без милости и сожаления.
И говорит Рожьер де Коминж с легким укором:
– А сын ваш со своими авиньонцами творит чудеса.
И еще он говорит:
– Ваша Тулуза ждет вас, мессен.
Вместо ответа Раймон улыбается, и лучики света разбегаются вокруг его темных глаз.
– Я потерял Тулузу? Ах ты… щенок! Тварь!.. Выблядок!.. Что ты плетешь? Повтори!
– Это правда… Вы потеряли ее, мессен.
Коротко размахнувшись, Симон бьет Анисанта по лицу. Тот не выдержвает – вскрикивает. Из разбитой губы проступает кровь.
– Повтори!
Анисант молчит. У него темнеет и мутится в глазах.
Второй удар – по раненой руке.
Взвыв, Анисант валится на траву.
– Повтори!
– Мессен, в письме… там все сказано.
– Лжешь. Предатель!
– Нет…
– Кто тебя послал?
– Алиса…
Анисант, наконец, находит в себе силы сесть. Слизывает кровь с губы, обтирает подбородок. Из полумрака с ненавистью смотрит на него Симон.
– Ты лжешь!
– Все правда, мессен…
– Приведи сюда кого-нибудь, кто знает грамоту. Живо!
Симон протягивает Анисанту руку. Посланец с опаской принимает от него помощь.
Симон подталкивает его в спину.
– Быстрей, – сквозь зубы погоняет он.
И Анисант уезжает.
Солнце почти совсем уже скрылось в роще, но у воды еще светло. Симон ждет. Наконец до его слуха доносится стук копыт. Поднявшись с травы, Симон поворачивается на звук. И меч в его руке.
– Анисант!
– Это я, мессен.
– Кого ты привез?
В седле позади Анисанта сидит насмерть перепуганный монашек, из тех, что бродят между монастырями, живя подаянием.
Симон снимает монашка с седла.
Симон протягивает монашку письмо. Повернувшись к угасающему свету, монашек ломает печать, вопросительно глядит на Симона и, получив кивок, утыкается в буквы.
– Вслух, – велит Симон.
– Сейчас, господин…
Монашек бубнит и бормочет, разбирая про себя написанное. Рыцарь за его плечом терпеливо ждет. Анисант, от голода, усталости, боли еле живой, горбится в седле, но уехать и лечь в постель, какая найдется для него в Крёсте, не решается.
Наконец монашек поднимает к Симону испуганное лицо.
– Тут сказано… да вы, господин… кто вы такой?
– Я Монфор, – обрывает Симон. – Что тут сказано?
– Алиса, жена Монфора, просит своего мужа как можно быстрее прибыть в Тулузу к ней на помощь…
Долина расступается перед отрядом. Горы становятся ниже, отступают дальше, а затем и вовсе сменяются холмами. Холмы сглаживаются, оседают, делаются пологими, и вот уже о них напоминают только волнистые очертания горизонта.
Раймон идет по долине Гаронны. Все ближе Тулуза.
Франков пока что нет и следа.
В Авиньон уже послали гонца. И еще одного – в Бокер, дабы как можно скорей уведомить Рамонета.
Долина в безраздельной власти тучной осени. Так налита соками, что, кажется, ударь по земле неосторожно – и хлынет жидкое золото.
И до Тулузы всего несколько верст…
Страхи и сомнения оставили Раймона, сердце в груди бьется сильно, торжественно, как соборный колокол в праздничный день.
Верховой, посланный вперед отряда, возвращается. Скачет во весь опор, погоняя лошадь.
– Монфор!
И сразу смолк радостный звон, оборвался колокол и ухнул, бессвязно гремя, в утробу:
– Как – Монфор?..
Но выступил уже вперед Рожьер де Коминж, на верхового грозно наехал:
– Какой еще Монфор? Он сейчас на Роне.
Граф Раймон неподвижен в седле, внешне – невозмутим. Разве что чуть бледен. О том, что в душе у него творится, никому знать не надобно.
Слушает торопливый разговор Рожьера с верховым.
– Откуда здесь взялся Монфор?
– Не сам. Франки!
– Много их?
– Не считал. Много.
– Далеко отсюда?
– В Сальветате.
Близко!
Сорок всадников и с ними Рожьер остаются в Сен-Жюльене, где застигла их дурная весть. Рожьер снимает со спины арбалет, налаживает тетиву, чтобы лучше оберегать своего графа, случись беда. И Раймон улыбается ему ободряюще, как будто Рожьер нуждается в утешении от страха.
Молодой Фуа с отрядом в десять человек мчится в Сальветат.