Дама в черной вуали

Дар Фредерик

— Видишь, товарищ, этот разрез делают сверху вниз...

Наконец, наступает мой черед играть роль великодушного человека. Это правило игры при обработке преступника, когда один из полицейских выступает в роли палача, а другой в это время произносит мудрые слова. На это клюют даже самые отъявленные преступники. Когда тип полностью подавлен, ему так необходимо слово сочувствия, рука поддержки, даже если она бряцает парой наручников.

— Консей,— говорю я ему,— перестаньте упрямиться! К чему все это? Вы в наших руках, и у

нас есть все средства, чтобы заставить вас говорить...

Он смотрит на меня сквозь пелену слез.

— Вы слышите меня?

Бурже начинает рыдать, словно малыш... Для меня это ой-йой-йой! Конечно же, рыдающий мужчина — зрелище почти патетическое! Но совершенно нет времени ждать, когда он выплачется.

— Итак, мы слушаем вас!

— Документы находятся у Болемье, моего заместителя, инженера Болемье.

— Я сомневаюсь в показаниях такого типа. Вы коллеги по работе... Или вы коллеги по шпионажу?

Он опускает голову.

— Где можно найти Болемье?

— Он сегодня уехал в Гавр... Я недавно проводил его на вокзал...

— В Гавр?

— Да... Он должен передать эти документы и макет иностранному агенту, который завтра утром отплывает из Гавра на теплоходе «Либерте'».

— Где они должны встретиться?

— В морском порту...

— Как зовут агента?

— Не знаю, я не знаю его... я незнаком с ним...

— А ваш подонок-коллега знает?

— Тоже нет... По моим данным, агент должен сам опознать Болемье... Я предполагаю, что у него есть фотография инженера.

Я выхожу из себя.

— Идиот! Наивный простофиля! Это надо же было зайти так далеко, чтобы у них была его фотография! Эти господа-шпионы работают без проколов...

Усталый, обреченный, Консей только кивает головой, соглашаясь со мной.

— А почему это, агент решает плыть на пароме? — интересуюсь я.— Это же не современный вид транспорта. Слишком медленно!

— Морская таможня менее строгая и придирчивая, чем любая другая.

— Макет большой?

— Двадцать пять сантиметров длинной и пятнадцать высотой.

— О'кэй... Нам очень нужна фотография Болемье... У вас, случайно, нет?

— Кажется, есть... Подождите!

Он вытаскивает из комода ящик. Вынимает оттуда большой рыжий толстый конверт и высыпает его содержимое на покрывало.

Консей протягивает мне фотографию, на которой он сфотографирован рядом с молодым человеком, бородатым в стиле «макарони по-флорентийски».

— Это Болемье,— сообщает он мне очевидную вещь.

— Очень приятно.

Я прячу фотографию в карман. Набираю номер телефона Старика и посвящаю его в ход следствия.

— Прекрасная работа, Сан-Антонио... Еще ничего не потеряно. Вы выезжайте сейчас же в Гавр вместе со своими двумя ассистентами и любой ценой задержите Болемье до того, как он передаст документы.

— Хорошо, шеф!

— Я хочу, чтобы вам повезло, Сан-Антонио!

— Я сделаю все необходимое

для этого, шеф! Отправьте кого-нибудь к нам, чтобы забрать нового клиента.

— Немедленно отправляю. Диктуйте адрес.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Пока мы передавали Консея в надежные руки Госбезопасности, пока разбудили с помощью стакана воды, выплеснутой в лицо дрыхнувшего Пино, да объяснили ему, что было и что будет еще, часы дотикали до пяти утра... «Либерте» должен отчалить из порта в десять. Мне достаточно трех часов, чтобы докатить до Гавра на своем автомобиле.

Болемье, по словам Консея, сел в поезд в половине первого ночи, то есть он уверенно лидирует. Я должен сократить этот разрыв во времени и постараться встретиться с инженером еще до того, как он выйдет на связь с иностранным агентом. Мне надо будет еще склонить инженера на свою сторону. Но я думаю, что в этом случае мы будем действовать более решительно.

Как вы догадываетесь, мои коллеги спокойно и безмятежно купаются в последнем сне, я же, чтобы не уснуть, иду на скорости до ста тридцати километров по пока свободной трассе.

Через час двадцать въезжаю в Руан. Город только начинает просыпаться. Над Сеной плывут, колышутся космы тумана.

Увидев открытое бистро, решаю немного передохнуть и выпить чашку кофе. Останавливаю свой танк перед соответствующим заведением. Коллег решаю не тревожить: не поймут. Но когда я наслаждаюсь желанным напитком, в бистро вваливает дуэт храпунов в составе Берю и Пино. Хозяйка бистро принимает их, наверное, за бастующих докеров и хмурит брови.

— Значит, пьешь в одиночку? — укоряет меня Толстяк.

— Вы спали словно ангелочки, и я не решился будить вас.

Но Берю не переубедить. В глазах его застыла обида, кажется, на всю жизнь.

Чтобы успокоить свои оскорбленные чувства, Берюрье заказывает для Пинюша коньяк, а себе водку. Вкусы у них скромные, вот только пьют много, черти!

Когда мне удается вывести их из бистро, Толстяк благоухает самогонным аппаратом, а интеллигент Пино — ароматом виноградных лоз. Но такой букет запахов несовместим в салоне моего автомобиля, и чтобы не угореть, я открываю боковые окошка с обеих сторон.

* * *

Часом позже мы в Гавре. Если бы городские колокола звонили в семь двадцать утра, то мы как раз бы поспели к этому торжеству: сейчас семь двадцать две.

— Болемье прибыл в Гавр три часа назад. Как ты думаешь,— обращаюсь я к Берю,— что он должен был бы сделать в такое раннее время? — Не дожидаясь ответа коллеги, отвечаю сам: — Он обязательно зашел бы в отель!

— А тип, с которым он должен встретиться?

— Это специфическая встреча: я тебе, а ты мне! Поэтому начинаем с отелей в районе железнодорожного вокзала. Это наиболее приемлемый для нас вариант.