Дама в черной вуали

Дар Фредерик

Двор криминальной полиции похож на многие больничные дворы. Мне приходилось видеть и пострашнее!

— Вы сможете идти самостоятельно? — спрашиваю я парня, когда мы останавливаемся перед входом в здание.

— Думаю, что смогу...

Если он думает, значит, он существует!

В сопровождении своих верных коллег мы со сторожем Бурже проходим по коридорам полиции. Таблички на дверях кабинетов такие, как например, «Отдел инспекторов» или «Комиссар такой-то» слегка шокируют сторожа, и он даже выражает свое удивление

тем, что эта больница отличается от других, в которых ему приходилось бывать.

Я открываю дверь своего кабинета и включаю свет.

— Прошу вас, входите и будьте как дома! — приглашаю я остолбеневшего Бурже.

Ноги его становятся ватными, непослушными. Наблюдательный Берю, поняв это, помогает ему поудобнее устроиться в жестком кресле.

— Как ваша бедная голова? — спрашиваю я ночного сторожа авиазавода.

Он слишком потрясен, чтобы ответить мне.

Молчим и мы. Прислонившись к двери, Пино начинает разминать сигарету, превращая ее, как всегда, в лохмотья.

Берюрье сдвигает на затылок свою фетровую мочалку, которую он называет шляпой.

Пора начинать.

Бурже поднимает наполненные страхом глаза на мое доброжелательное лицо.

— Гладкое дело, правда? — спрашиваю я его.— Два трупа, да и вам досталось...

С большим трудом он отклеивает язык от розового нёба, чтобы промычать беззвучное «да».

Тогда я очень театральным жестом достаю из кармана знакомый ему пакет, увидев который он зеленеет.

— Тебе плохо, сокровище мое? — спрашиваю я.

Он молчит.

Я разворачиваю сверток и начинаю тасовать купюры словно карты.

— Это твои сбережения?

— Да... Я хотел купить мотоцикл...

— Придется подождать,— говорю я.— Немного, лет пять. Правда за это время цены могут подскочить...

— Но... Я...

— Да, корифей, ты! Ты решил надуть нас, обвести вокруг пальца, но пальцем в небо попал сам! Легенда о нападении на тебя шита белыми нитками. Я сейчас расскажу, как все было. Тебя купили за полкуска. За эти паршивые деньги ты отключил сигнализацию и отвлекал игрой в карты своего напарника, когда вор дважды проходил мимо вашего бюро. Только после того, как грабитель спокойно вышел с завода, ты отправился в свой очередной обход... Из которого тебя принесли мои коллеги. Ты сыграл роль пострадавшего... Я ошибаюсь?

Он отчаянно пытается защищаться:

— Но это неправда! Клянусь!

— Не стоит клясться! Ты не свидетель, а обвиняемый!

— Но вам должно быть стыдно так обращаться со мной. Моя голова просто раскалывается.

— Как и было обещано, вам сейчас сделают снимок.

Я обращаюсь к Берюрье, главному специалисту по раскрепощению хитрецов, молчунов и всякого иного отребья:

— Сделай рентгенограмму этому месье... Я думаю, что достаточно будет всего лишь одного снимка.

Берю разминает свои толстые сосискообразные пальцы.

— Итак,—

выражает свои мысли специалист скудно, но зато очень доходчиво.— Или ты выкладываешь все, или ты получаешь все... сполна.

— Вы напрасно подозреваете меня. Я ничего не знаю!

Я...

Великолепный апперкот Берю обрывает лепет предателя, срывает его со стула и опускает на пол. Толстяк хватает двумя руками галстук поверженного и приподнимает его голову. Сторожу не хватает кислорода. Он задыхается. Он издает ужасные хрипы. Глаза его вылезают из орбит, как эскарго из своих раковин, соблазненные весенним ливнем.

Не давая клиенту опомниться, Берю награждает его ударом ниже живота. Редко кто выдерживает подобный прием Толстяка. Подонок Бурже не исключение.

Пинюш медленно подходит к нему, несколько минут молчаливо всматривается в лицо сторожа.

— А знаешь, Сан-Антонио, он очень похож на моего племянника! — сообщает он мне.— Ну, того, что живет в Клермон-Ферране! Ты же должен знать его отца, офицера жандармерии, который служил в Ардеше...

Всегда одно и то же!

Почему-то в самых драматических ситуациях он всегда нам рассказывает о своих родственниках.

— Мне кажется, Берю, что ты переборщил с дозой.

Толстяк склоняет в покаянии передо мной свою гордую голову.

— Я его сейчас реанимирую.

Он вынимает сигарету изо рта Пиво и подносит ее к носу Бурже.

— Радикальное и, главное, очень дешевое средство,— объясняет Берю.

Действительно терапия высшего класса: наша жертва начинает дышать и открывает глаза.

Берю очень заботливо переносит своего пациента в кресло.

— Вот и хорошо... Я думаю, что от головной боли не осталось и следа... Или требуется еще одна доза?

— Не требуется,— вздыхает сторож.

Наступает миг истины. Да, он был дружен с одним типом, который пообещал ему миллион франков за отключение сигнализации и за содействие в проникновении грабителя на территорию завода. Да, он получил половину обещанной ему суммы. Остальное должен был получить позже.

Показываем ему фотографию Гранта. Бурже не сомневается,— это он завербовал его, соблазнив деньгами.

— Считай, что тебе повезло,— говорю я сторожу.— Вместо пятисот тысяч франков, он бы тебе не пожалел только лишь одной пули... Этот месье не любил свидетелей...

Попытки добиться от сторожа еще так необходимой нам информации ничего не дают. Грант не был откровенен. Каждый в его команде знает только то, что должен знать. Профессионально, ничего не скажешь!

— Простите меня,— обращаюсь я к своим друзьям,— побудьте в моем кабинете, пока я переговорю со Стариком... Нас ждут великие дела. Я предчувствую это!

— Как, прямо сейчас? Но ведь уже два часа нового дня,— заводит свою пластинку младенец Пино.

— Железо куют, пока оно горячо! — упрекаю я его.