Дамдых (сборник)
Шрифт:
Дед Мороз вручил ей красочную картонную коробку в форме домика. Амина схватила ее и выбежала вон.
Девочка бежала, прижимая к себе подарок. Рюкзак прыгал на спине, из-под шапки выбились волосы, ветер задувал в шею колючий снег. Руки окоченели. Амина рухнула в сугроб и громко расплакалась. Она ведь о маме еще не плакала ни разу: не нашла минутку, чтобы хоть прослезиться. И девочке показалось даже, что мама на нее обижается. Вскоре девочка успокоилась и решила, что останется здесь – пусть папа ищет ее. «Сильно замерзну, но домой не пойду», – решила она…
С заледенелым
Воспитательница довела их с Муниром до дома.
– Спасибо, что проводили, – сказала Амина.
– А твой папа дома?
– Еще нет.
– А где же он?
Амина хотела закрыть ворота, но воспитательница вошла во двор. Девочка немного растерялась:
– Наверное, Новый год на работе отмечает. Спасибо, что проводили…
Но воспитательница раскрыла дверь и сильно топала на крыльце, чтобы согнать с ног снег.
– У нас не прибрано, – сделала последнюю попытку Амина, но женщина уже вошла и стянула сапоги. Сунула ноги в тапки и по-хозяйски прошла в студеный сруб. Черным квадратом зияло окно. Под ногами подрагивали неровные доски. Гостья погладила округлые бревна стен.
– Всю жизнь мечтала жить в деревянном доме! – с казала воспитательница.
– Пока папа достроит, мы с Муниром вырастем.
– Ну! А может, братья-сестры у вас появятся? Кто знает, как жизнь повернется! – воспиталка сладко причмокнула и вошла в теплую кухню.
Мунир нехотя ковырял остывшие макароны, поглядывая на подарок Деда Мороза. Воспитательница пила чай, Амина чистила плиту.
– Я смотрю, ты хозяюшка, – похвалила ее женщина. – А когда к нам в садик ходила, помнишь, даже посуду за собой не убирала!
– Апаем, я больше не хочу. Можно мне подарок взять? – спросил мальчик.
– Вообще-то мы часто с Муниром одни остаемся. И чтобы вас не задерживать…
– Я дождусь твоего отца, – отрезала гостья.
Амина хотела сказать: «Наверное, за вас волнуются», но вспомнила, что воспиталка живет одна. Девочка давно недолюбливала ее. Она общалась только со спокойными детьми. И даже если ребенок устраивал истерику, валялся на полу, стуча ногами, она не подходила к нему. Амине всегда казалось, что тетенька эта не любит детей.
– Что ж отца-то твоего нет? Может, он в гости к кому-то зашел? Ходит он к кому-нибудь в гости? Не знаешь?
На мгновение Амина застыла и медленно вышла из кухни. Забежала в детскую, захлопнула дверь и принялась ходить туда-сюда. Амина наконец поняла, что этой тете надо! На что она надеется! От гнева у девочки сузились зрачки. Она открыла дверь и крикнула:
– Мунир! Иди сюда! Быстро!
Мальчик запихнул конфетку в рот и выскочил из-за стола. Амина затащила брата в комнату и закрыла дверь.
– Так! – сказала она скорым шепотом. – Сейчас ты пойдешь обратно, сядешь опять за стол, а я буду мыть посуду. Ты спросишь: «А где киндер сюрприз?» – я скажу: «Я
Амина стянула с него жилетку, сняла рубашку и переодела брата в домашнюю одежду.
Через несколько минут они устроили спектакль. И без того уставшая от детей тетушка решила-таки пойти домой. Пока обувалась, вернулся Ирек. Не замечая гостью, он принялся оправдываться перед дочерью:
– Кызым… в садике замок висит… мы Новый год отмечали. Ой, здрасьте! Кызым, поставь чай…
Но, к радости Амины, воспитательница поспешила уйти.
5
– Может, ты к ним переедешь? – Шамиль сидел за столом и давил клюкву в стакане.
Суфия лежала на высоких подушках.
– Тридцать восемь и четыре, – сказала она, покручивая градусник. – И что я, старуха, смогу им дать? А ты здесь один останешься?
Шамиль положил мед, размешал красно-коричневый кипяток и подал стакан жене.
– Давай тогда внуков к нам перевезем?
– А садик? Школа? Ведь далеко, кто их возить будет?
– Амину в здешнюю школу переведем. А Мунир… дома посидит, с нами. А там… может, и у нас садик откроют.
Суфия отхлебнула клюквенный чай и поморщилась:
– Не откроют. Для кого? Одни старики доживают.
– Надо забрать детей. Хотя бы на время. Пусть Ирек поймет, как ему плохо без них, – предложил Шамиль.
– Ничего он не поймет… Оставим Ирека одного – он совсем пропадет. – Суфия поставила стакан на стол. – Не могу эту кислятину пить, неси парацетамол.
Но Шамиль заставил жену допить, укутал одеялом, сверху накрыл шалью.
– Надо пропотеть, и температура спадет. Меня мать так лечила.
– И меня. – Суфия благодарными глазами смотрела на мужа. Его прохладные руки быстро потеплели от ее лба.
Это были редкие тихие минуты. Обычно в доме всегда находились люди, и казалось, будто он полон жизнью. Приходили не только женщины, желающие сшить платье или блузку. Приезжали руководители музыкальных коллективов со своими танцорами – заказывали сложные костюмы, и Суфия все успевала. В доме почти не осталось пустых стен – везде висели картины, которые написал Шамиль.
После смерти Резеды Суфия ни дня не была убитой горем матерью и не забросила свое шитье. Не понимала, почему у нее не опустились руки? И временами мучилась от этого, думая, что правильнее, естественнее было бы слечь и света белого не видеть. А старушка, напротив, вставала рано, набрасывала старенькое пальто и выходила во двор вдохнуть зимнего утра. Любое дуновение ветра мать принимала за дух своей дочери. И каждая птица, присевшая на ворота, или кошка, забредшая во двор, казались ей душой Резеды. Суфия непременно заговаривала с кошкой, подзывала к себе, брала на руки и рассказывала про Амину с Муниром.