Дамы и Господа (пер. Н.Берденников под ред. А.Жикаренцева)
Шрифт:
– Не видел, мам.
– Ну, у меня тут кое-какие дела образовались…
Но едва она успела сделать несколько шагов, как услышала за своей спиной вкрадчивый голос:
– Здравствуй, о услада ночей моих.
– Казанунда? Ты что, всегда так подкрадываешься к людям?
– Я заказал ужин. «Козел в кустах» – знаешь такое заведение? – сообщил гном-граф.
– Ой, но там же так дорого! – воскликнула нянюшка Ягг. – Честно говоря, туда я никогда не захаживала…
– В честь свадьбы им завезли особые блюда. Для всех приезжих господ, – сообщил Казанунда. – И я уже обо всем договорился.
А это было совсем не просто.
Использование пищи в качестве средства, повышающего половое влечение,
27
Как объясняла сама нянюшка Ягг, морковь – для того, чтобы хорошо видеть в темноте, а устрицы – чтобы было на что посмотреть.
Он заказал хорошо продуманный романтический ужин при свечах. Казанунда был искренним приверженцем искусства обольщения.
Для расы гномов вышеупомянутое искусство заключалось, как правило, в тактичном выяснении пола другого гнома, облаченного в множество слоев кожаной одежды и несколько кольчуг. Многие высокие женщины по всему континенту, доступные лишь при помощи стремянки, долго еще вспоминали о своих встречах с Казанундой.
Вероятность появления среди гномов подобной личности стремилась к абсолютному нулю. Это как если бы среди эскимосов появился вдруг прирожденный специалист по выращиванию редких тропических растений и уходу за ними. Великий, но до сей поры сдерживаемый океан сексуальности гномов нашел-таки дырочку у основания дамбы – совсем маленькую, однако достаточную для приведения в действие мощной динамо-машины. Тем, чем его друзья-гномы занимались крайне редко, лишь когда этого требовала природа, Казанунда занимался постоянно – иногда на заднем сиденье паланкина, а однажды даже на дереве вверх ногами, но всегда, и это очень важно, уделяя огромное внимание деталям. Типично гномье отношение к делу. Гномы способны месяцами корпеть на каким-нибудь замысловатым ювелирным украшением, поэтому Казанунда был желанным гостем в богатых особняках и дворцах – когда хозяин был в отъезде. Ну а способность быстро вскрыть любой замок (гномы – великие специалисты по замкам) весьма полезна для выхода из затруднительных ситуаций, которые порой случаются в будуаре по вине мужчин, абсолютно не доверяющих своим женам.
Нянюшка Ягг была привлекательной женщиной («привлекательная» и «красивая» – это не одно и то же). Казанунду она просто очаровала. С ней было приятно находиться рядом, и взгляды ее были настолько широки, что могли вместить три футбольных поля и кегельбан в придачу.
– Эх, где же мой верный арбалет?… – пробормотал Чудакулли. – Шикарная вешалка вышла бы для моей шляпы.
Единорог помотал башкой и принялся рыть копытом землю. От его боков валил пар.
– Здесь одного арбалета мало, – откликнулась матушка. – В твоих пальцах точно ничего не осталось?
– Ну, можно создать иллюзию, – предложил волшебник. – На это много магии не требуется.
– Не сработает. Единорог – эльфийская тварь. Такие штуки на них не действуют. Они видят сквозь иллюзии. И это естественно, они ведь сами мастера по всяким наваждениям. А как насчет этого склона? Сможешь его одолеть?
Они одновременно посмотрели на склон. Он представлял собой почти отвесную стену из красной глины, скользкую,
– Тогда отступаем, – решила матушка. – Только медленно.
– А как насчет его разума? Вы же умеете проникать в головы животных.
– Там уже живет кое-кто. Этот бедолага – ее любимец. И подчиняется только ей.
Единорог двинулся следом, не спуская с них глаз.
– А что будем делать, когда подойдем к мосту?
– Ты плавать умеешь?
– Но река далеко внизу.
– А тот омут? Неужели не помнишь? Однажды, лунной ночью, ты нырнул в него…
– Тогда я был молодым и глупым.
– Ну и что? А сейчас ты старый и глупый.
– Я раньше думал, что единороги более… э-э, пушистые.
– Только не позволяй их чарам завладеть тобой! Смотри в оба! Ты должен видеть только то, что у тебя перед глазами! А перед глазами у тебя большущая животина с чертовски острым рогом на башке!
Единорог начал бить копытом.
Ноги матушки коснулись настила моста.
– Он случайно попал сюда и не может вернуться, – продолжала она. – Не будь нас двое, он бы уже бросился в атаку. Ага, мы примерно на середине моста…
– В реке много талого снега, – с сомнением в голосе заметил Чудакулли.
– Да, встречается, – кивнула матушка. – Ладно, увидимся у плотины.
И исчезла.
У единорога, который до сего момента никак не мог выбрать, на кого бы броситься, остался только один выбор в лице Чудакулли.
А до одного единорог считать умел.
Он опустил голову.
Чудакулли никогда не нравились лошади, здравомыслие не относилось к сильным чертам характера этих животных.
Когда единорог бросился вперед, Чудакулли перепрыгнул через парапет и безо всякой аэродинамической грациозности полетел в ледяные воды реки Ланкр.
До театра библиотекарь был сам не свой. На театральных премьерах его всегда можно было найти в первом ряду, а некие анатомические особенности позволяли библиотекарю хлопать в два раза громче и кидаться арахисовыми скорлупками в два раза дальше.
Но сейчас библиотекарь чувствовал себя обманутым. Ланкрская библиотека сплошь состояла из толстых томов по этикету, разведению скота и управлению хозяйством – ничего интересного! Как правило, королевские семьи не отличались любовью к чтению.
И от Представления он ничего особенного не ждал. Библиотекарь заглянул за мешковину, служившую стенкой гримерной, и увидел там с полдюжины коренастых мужчин, яростно спорящих друг с другом. Похоже, сегодня не получится насладиться трагическим искусством, хотя всегда существовала возможность, что один из них влепит другому по роже тортом [28] .
Библиотекарю удалось занять в первом ряду целых три места. Люди с удивительной готовностью уступали ему места, просто уступали, и все. Потом, исчезнув на пару минут, он вернулся с пакетиком арахиса. Никто не знал, где библиотекарь берет арахис.
28
Библиотекарь был приматом, придерживающимся простых, но твердых вкусов и считал необходимой частью любого театрального представления эпизоды, связанные с тортами из заварного крема и ведрами с побелкой. Особенно ему нравились сценки, когда один актер снимал с другого шляпу, заполнял ее чем-нибудь мерзким и с серьезным видом надевал обратно на голову своего товарища – и все это под громкое, исполняемое оркестром «Ва… ва… ва… ва-а-а». Жареный арахис – крайне опасное и болезненное оружие, тем более если умело с ним обращаться, и режиссеры анк-морпоркских театров давно поняли намек. Таким образом, некоторые монументальные мелодрамы приобрели несколько необычное звучание. Но уж лучше ввести переброску тортами в такую пьесу, как «Крававая Трахедия Безумного Щеботанского Монаха», чем целых пять дней ходить глухим на одно ухо.