Дамы убивают кавалеров
Шрифт:
В кафе, близоруко щурясь в полутьме от уличного солнца, вдруг вошел русский человек. Бесстыдно одетый: в майке с голыми плечами и в шортах с голыми коленями.
Вообще-то кафе на время совещания не закрывали. Милиционеры, ОМОН и РУБОП и без того знали, что в дни хозарских толковищ туда без особого приглашения лучше не соваться. В другие дни, впрочем, тоже.
Иных же завсегдатаев, кроме хозарской верхушки – «белых хозар», у кафе не имелось. А случайных проезжих отпугивали хотя бы пять стоящих перед входом непростых машин. На маленькой площадке рядом с Кольцевой припаркован был, во-первых, черный внушительный «шестисотый»
А вот поди ж ты: нашелся безголовый русский, что не задумался.
Бесстыдно одетый иноверец, вошедший в кафе, привык к полусумраку и только тут увидел диспозицию: за барной стойкой никого нет. За одним из скромных столов восседают четверо великолепно одетых хачиков – в штучных костюмах, сшитых на заказ туфлях, с дорогущими швейцарскими золотыми часами. За другим расположились четверо чуреков попроще, в спортивных штанах. Играют в нарды. Майки игроков странно оттопыриваются. И все восьмеро хачиков при появлении русского немедленно прекратили разговор на иноземном наречии и игру. Наступила такая тишина, что, казалось, кем-то брошенные кости нард застыли неподвижно в воздухе. И восемь пар глаз уставились на наглого чужака – неотрывно, немигающе, нехорошо.
– Хозяйка! – слабым голосом пискнул полураздетый русский.
Из кухни показалось лицо бармена. Однако он никакого внимания не обратил на неверного в шортах, а посмотрел вопросительно на хакана.
У русского холодок пробежал по коже. Похоже, до него стало доходить, что в данном заведении его, мягко говоря, не ждали. И он, возможно, проклял ту минуту, когда его дернул черт (нехороший, исламский черт – шайтан!) остановиться у странного кафе «Ана» на обочине Кольцевой. Русский отчего-то понял, что достаточно одного движения бровей любого из сидящих за столом богатых черных – и он просто исчезнет. Навсегда исчезнет. И никто никогда не найдет ни его самого, ни того, что от него останется: бренного тела, грошовой одежды, жалкой машины.
Пауза затянулась. (Или она только неверному показалась бесконечной?)
Хакан кивнул буфетчику и коротко сказал по-русски:
– Обслужи.
– Мне бы пива. Холодного.
Голос русского срывался. Первое слово он еще произнес уверенно, второе показалось каким-то хрипением, третье и вовсе не вышло.
Бармен молча достал из холодильника бутылку «Гессера», протянул незваному гостю и, коротко усмехаясь, бросил:
– Восемьдесят рублей.
Русский благоразумно понял, что сейчас не время и не место спорить о безрассудной цене пива, покопался в карманах шортиков, достал стольник и протянул буфетчику. Тот небрежно смахнул купюру в стол. Русский взял ледяное пиво и почти побежал к выходу. Сдачу, небрежно брошенную, как собаке, на стойку, он и взять забыл. Неверному внезапно показалось, что он только что избежал, пожалуй, едва ли
– Закрой, – коротко приказал хакан буфетчику. Тот на полусогнутых, словно навеки провинившийся, побежал к входной двери.
– Извините, господин хакан, я виноват, господин хакан, – в четверть голоса бормотал он по-хозарски, – пусть все кары Аллаха обрушатся на меня, нерадивого, накажите меня, господин хакан, – да будет свято в веках ваше имя!..
Хакан сделал небрежный жест бармену, извиняющий его, – тем самым заткнув поток его словоизвержений. Сказал третьему гостю за столом, третьему тудуну – племяннику своему Бандарову:
– Продолжай.
Когда буфетчик исчез на кухне, Бандаров-Бендер поведал великому хакану о том, что произошло за неделю в тех сферах, за которыми он поставлен смотрящим: в гипермаркете «Восьмой океан», казино «Золотая фишка», ресторанах и ночных клубах. Рассказал о возникавших на прошедшей неделе трудностях с поставщиками, а также о новом способе увода денег из-под налогов, что изобрел главный бухгалтер гипермаркета. Рассказал не потому, что проблемы требовали участии Семьи в их разрешении, а потому что сведения могут в дальнейшем пригодиться всей Семье.
– У тебя проблема была, – совсем не вопросительно, а утвердительно произнес хакан. Он, конечно, откуда-то уже прослышал о делах племянника.
– Да, дорогой Сурен Ахмедович. Все кассы магазина в один момент стали сбой давать. К каждой покупке тридцать три копейки прибавили.
– Почему прибавляли – понял?
– Компьютерный сбой.
Последние слова Бандаров произнес по-русски. В хозарском языке, одном из древнейших на земле, не имелось, конечно же, понятия «компьютер».
– Почему сбой?
– Компьютер – темная вещь. Хуже женщины.
Оба двоюродных брата, тудуна, усмехнулись. Хакан даже выражения лица не переменил.
– Почему сразу после того инспектора на наш магазин налетели – торгинспекция, префектура, администрация?
– Шакалы. Кушать хотят.
– Кушать они всегда хотят. Я тебя спросил: почему они сразу налетели?
– Я узнавал, почему. Кто-то им письма написал – по электронный почта.
«Электронный» (как и «торгинспекция», «префектура», «администрация») Бандаров опять произнес по-русски.
– Про что этот «кто-то» написал?
– Про эти тридцать три копейки.
– Нашел, кто написал?
– Нет. Я его маму в рот греб!
К грязным ругательствам красивый древний язык также не был приспособлен, и Бандарову снова пришлось, чтобы их выразить, говорить на языке неверных.
– Может, сам компьютер взял и письма написал? – лукаво спросил хакан. Оба кузена-тудуна, братья Каримовы, разулыбались шутке отца своими ярко-белозубыми ртами.
Бандаров свирепо глянул на них – никому не позволено над ним смеяться! Однако дяде ответил смиренно:
– Не знаю, дорогой хакан, не могу вам сказать, кто письма написал.
– Хорошо, – словно бы удовлетворившись объяснением Бандарова, произнес великий хакан и переменил тему: – У тебя с милицией были проблемы, – опять совсем не вопросительно, но утвердительно сказал Каримов-старший.
– Да, дорогой хакан.
– Расскажи.
– Задержали. Моя машина в розыске была.
– Почему задержали?
– Отпустили милиционеры. Извинились. Долго извинялись, я их маму в рот гребал! Сказали: произошла ошибка.