Дан приказ...
Шрифт:
– Значит, не удалось спасти мосты от взрывов?
– проговорил маршал.
– Жаль, очень жаль!
– Все мосты гитлеровцы заранее подготовили к взрыву.
Шестнадцатого января последние подразделения врага под покровом темноты скрытно оторвались от наших штурмовых групп и отошли на западный берег [180] Дуная. Ручки подрывных машинок были мгновенно приведены в действие. Мы стали очевидцами этой трагедии. Здание венгерского парламента уцелело. Национальный банк, Оперный театр, исторические памятники, здания научных и учебных заведений, жилые кварталы, которые нам удалось осмотреть, невредимы. Чепельский комбинат, все заводы и фабрики
– Ну а что делается в Буде?
– спросил Григорий Алексеевич.
– Там идут напряженные уличные бои. Стрельба не прекращается ни днем, ни ночью. Наши штурмовики в светлое время суток подавляют огневые точки в Старой крепости и на окраинных улицах Буды. Истребители в дневное время барражируют над всем районом на различных высотах и надежно блокируют с воздуха окруженные в Буде войска. Ночью наша авиация не действует, по крайней мере, мы этого не видели. Зато транспортная авиация и ночные бомбардировщики противника по ночам всю прошлую неделю прямо-таки висели над городом. В Буде кругом грузовые парашюты.
– Вот оно что, - тихо произнес маршал.
– Гитлеровское командование все же надеется спасти свои окруженные войска. Не выйдет!
Раздался звонок. На проводе была Москва. Ставка запросила сведения о действиях авиации фронтов под Будапештом и в районе озер Балатон и Веленце. Г. А. Ворожейкин обстоятельно доложил обо всем.
Положив трубку, маршал авиации направился в штаб фронта к маршалу Толбухину, на совещание. Только спустя несколько часов Ворожейкин вместе с генералом в авиационной форме вышел из кабинета командующего. Они задержались в приемной и о чем-то заговорили.
– Кто этот генерал-полковник авиации?
– спросил Петр у порученца маршала Толбухина.
– Командующий семнадцатой воздушной армией Владимир Александрович Судец.
Павленко был наслышан об этом авиационном военачальнике. Несколько раз разговаривал с ним по телефону, но увидеть довелось впервые. Владимир Александрович сразу располагал к себе. Среднего роста, стройный, подтянутый, атлетически сложенный, подвижный, он выглядел молодо. Голос у него был низкий, зычный. В «критические моменты», как об этом рассказывали [181] его подчиненные, этот громоподобный голос не один раз повергал провинившихся в страх и «психический нокдаун». К счастью, такие вспышки обычно быстро проходили и заканчивались добром и миром. Однако генерал Судец был непримиримым, жестким к безынициативным, рассеянным и нерешительным людям. Несколько позже Павленко лучше узнал о боевой деятельности этого замечательного советского авиационного командира.
…С началом Великой Отечественной войны командир авиакорпуса (а с августа 1941 года - командующий ВВС 51-й отдельной армии) Судец принимал активное участие в ожесточенных сражениях с врагом в небе Киева, Одессы, Запорожья, Перекопа и Каховки. В 1942 году генерал-майор Судец возглавил резервную армию Ставки - 1-ю бомбардировочную, а после ее переформирования - 1-й бомбардировочный авиакорпус РГК. Авиаторы под его командованием наносили мощные удары по врагу под Воронежем и Ельцом, Москвой и Ленинградом, у Великих Лук и Старой Руссы.
Но, пожалуй, самые яркие страницы биографии Владимира Александровича связаны с 17-й воздушной армией: в марте 1943 года он стал командующим этого объединения. Большой личный вклад он внес в авиационное обеспечение крупнейших стратегических операций на Курской дуге, в Донбассе и Правобережной Украине, по
* * *
…Обстановка в полосе наступления войск 3-го Украинского фронта была сложная. В ночь на 18 января внезапным ударом крупных сил танков и пехоты враг прорвал оборону наших войск между Веленце и Балатоном.
18! [182]
В течение дня 19 января он форсировал канал Шервиз и устремился на восток, к Дунаю, раскалывая группировку войск фронта на две части.
В штабе Толбухина разгадали замысел немецко-фашистского командования: частью сил прикрыться с юга, а главными силами нанести удар между озером Веленце и Дунаем в северном направлении с целью деблокирования своих окруженных войск в Буде; в последующем нанести удар с тыла по советским войскам, оборонявшимся западнее венгерской столицы. Так и случилось.
Советское командование принимало срочные меры для срыва третьего наступления вражеских войск на Будапешт{18}. У командующего 3-м Украинским фронтом собрались генералы. Дверь в кабинет была открыта настежь, поэтому порученцы, находившиеся в приемной, видели всех присутствующих и отчетливо слышали их разговор. Маршал Толбухин в последние дни болел, но продолжал управлять войсками. Горло Федора Ивановича было забинтовано, на болезненном багрово-красном лице выступил пот.
Толбухин сидел в широком кресле со спинкой, которое служило ему и для работы, и для отдыха. На большом столе лежала карта с нанесенной обстановкой. Свежие данные о положении войск противника и своих войск наносились на карту каждые полчаса. Командующий то и дело звонил в войска или отвечал на звонки. Сбоку от него на специальном столике стоял добрый десяток телефонных аппаратов. Отдельно, чуть в сторонке, находился телефонный аппарат красного цвета, по которому велся разговор со Ставкой Верховного Главнокомандования.
Толбухину доложили, что танки противника продолжают наступление. Они быстро продвигаются по направлению к Дунапентеле и Цеце. Маршал приказал немедленно ввести в сражение фронтовой противотанковый и танковый резерв.
Около двух часов ночи зазвонил телефон красного цвета. Толбухин взял трубку.
– С вами будет разговаривать Верховный Главнокомандующий, - предупредили из Москвы.
В кабинете наступила тишина. Потом в трубке раздался хрипловатый бас командующего. [183]
– На сто тридцать пятый стрелковый корпус, оборонявшийся между озерами Балатон и Веленце, навалились сотни танков, - докладывал он.
– Весь четвертый танковый корпус СС наступает на очень узком участке прорыва. Главный удар противник наносит на Дунапентеле, вспомогательный - на Цеце.