Дань с жемчужных островов
Шрифт:
Оллеб вспыхнул, сердце его затрепетало, но он был вынужден солгать:
— Боюсь, не смогу вам пригодиться. — И добавил первое, что пришло ему в голову: — Я умею ухаживать за животными.
— А… — разочарованно протянул его собеседник. — Тогда тебе надо идти в город. Я слышал, прекрасная Амарис искала работника.
— Амарис? Кто это? — спросил Оллеб.
Она разводит собак. Их так много, что ей время от времени требуются помощники. Попытай счастья.
И Оллеб попытал счастья. Едва он взглянул на Амарис, понял, что не сможет прожить и дня, не видя эту женщину.
Спокойный, покладистый, работящий Оллеб тоже понравился Амарис. Она сразу же согласилась взять его на работу, а вскоре он уже гораздо больше времени проводил в беседах с хозяйкой, нежели возле собачьих клеток. Как он ни старался, огромные бешеные псы так и не полюбились ему. Он честно чистил клетки, мыл миски, в которых зверям давали куски сырого мяса, менял воду, но ни разу даже не попытался найти с собаками общий язык. Честно говоря, он до полусмерти боялся их крепких белых клыков, Поэтому всегда радовался, когда заканчивал работу и мог уйти от псарен подальше.
Это нисколько не смущало девушку. Совсем недавно умер ее отец, и дом остался без мужчины. Уже чувствуя приближение смерти, старик позвал дочь и сказал ей:
— Скоро я покину тебя. Ты росла без матери, и я всегда, как мог, старался заменить тебе ее. Но, как видно, перестарался. В твоем характере гораздо больше от мужчины, чем от женщины.
— Разве это плохо? — удивилась Амарис. — Я думала, ты доволен мной.
— Очень доволен, — слабо улыбнулся умирающий. — Но женщина должна быть женщиной. Поэтому прошу тебя, не тяни с замужеством. Если встретишь человека доброго, мягкого, покладистого, который полюбит тебя, стань его женой.
— А почему мягкого и покладистого? — удивилась Амарис, которая обожала отца, обладавшего весьма крутым нравом.
Отец снова улыбнулся и ласково погладил дочь по руке:
— С другим ты и дня не проживешь. Если бы тебе повстречался тигр, ты и его сделала бы мягким и покладистым.
— Хорошо, — кивнула Амарис. — Обещаю тебе, что обязательно выйду замуж.
— И не тяни с этим. Моя душа возликует, если ты вскоре сможешь прижать к груди ребенка. Жаль лишь, что мне не довелось понянчить внуков.
Теперь, вспоминая последний разговор с отцом, Амарис все чаще задумывалась, не отдать ли свою руку Оллебу. Он был молод, привлекателен, добр и податлив, а уж в том, что она полюбилась ему, сомневаться не приходилось. Однако рыжеволосый работник лишь бросал на хозяйку нежные взгляды и. никогда даже не намекал на бушевавшие в его сердце чувства. Амарис не была бы собой, если б стала дожидаться, когда молодой человек преодолеет свою нерешительность. Однажды, когда день клонился к вечеру, она подошла к Оллебу, который как раз только что закончил работу, и сказала:
— Приходи сегодня ужинать.
Оллеб густо покраснел и даже ничего не смог ответить, а лишь радостно закивал головой. Затем он со всех ног
Оллебу казалось, что прошла вечность, когда тяжелая занавеска из плотного кхитайского шелка, закрывавшая вход в зал, зашевелилась и вошла Амарис. На ней было удивительное платье из тончайшей материи, сверху до низу покрытое искуснейшей вышивкой, изображавшей птиц и зверей. Длинные, густые волосы девушки были уложены в высокую прическу, а в блестящих прядях играли, переливаясь, разноцветные самоцветы. Стройную шею украшало ожерелье из рубинов и сапфиров, на каждый из которых можно было купить дом. Маленькие ступни плотно облегали туфельки из тончайшей кожи с золотым шитьем. Увидев, какое впечатление она произвела на гостя, который до этого встречал ее лишь в кожаных брюках и куртке, Амарис едва заметно улыбнулась и пригласила Оллеба к столу.
Он не чувствовал вкуса ни еды, ни великолепных вин, которые обворожительная хозяйка сама наливала ему в серебряный бокал, он не слышал ее речей и едва ли понимал, что говорил сам. Сердце в груди бедняги билось так но, что, казалось, еще мгновение, и оно разорвется от переполнявшей его любви. Прекрасно понимая, что творится в душе гостя, Амарис играла с ним, как кошка с мышью, пока наконец не решила, что пора приступать к серьезному разговору.
— Скажи, Оллеб, я нравлюсь тебе? — показав в улыбке ровные белоснежные зубы, спросила она.
— Нет, Амарис, — вдруг осмелел Оллеб, — ты не нравишься мне. Я люблю тебя так, что не смогу жить, если однажды утром не увижу тебя.
На этом его смелость внезапно исчезла, и он замолчал. Яркая краска заливала его щеки, он нервно вертел в руках бокал, но, как ни силился, не мог больше вымолвить ни слова. Тогда снова заговорила Амарис:
— Ты хотел бы стать моим мужем?
Оллеб вскочил, пролил на себя вино, опрокинул стоявшую перед ним тарелку, всплеснул руками и снова, уже совершенно обессиленный, опустился на свое место.
— Хотел бы? — настаивала девушка.
— Я даже мечтать не мог о таком счастье, — наконец выдавил из себя Оллеб.
— Тогда готовься к свадьбе.
Свадьбу назначили через три дня, ибо, решительная во всем, Амарис и тут не желала ждать. День свадьбы выдался Юным и солнечным, словно сам Митра благословлял этот союз и решил взглянуть в счастливые лица влюбленных. В сопровождении двух людей, которые должны были играть роль свидетелей, Амарис и Оллеб, усевшись в разукрашенный благоухающими цветами паланкин, отправились в Шандарат, к городскому судье, чтобы по всем правилам составить брачный договор. Когда на официальной бумаге были поставлены все нужные подписи и печати, молодые поспешили в поместье Амарис, где их ждали многочисленные гости и обильные столы.