Данэя
Шрифт:
— Дан! Ты пришел?
— Я здесь, Марк.
— Не проскочил, Дан. Все ясно. Ты не бойся: я умру спокойно. Я видел маленького, попрощался с Дэей и всеми. И ребят повидал. Мне было хорошо. Все хорошо. Все будет хорошо. Руку дай мне. Прощай, Дан! — несмотря на боль, он не закрывал глаза, жадно глядел на Дана.
И вдруг боль исчезла с его лица — на нем стало появляться то же умиротворение, с каким он смотрел на кормившую грудью ребенка Лейли.
Пропали пики линий на экранах диагноста,
Проходили секунды, минуты. Линии оставались такими же ровными. Как тогда. Когда не проснулся Малыш. Все!
Врачи еще долго не сдавались. Электростимулятор! Безрезультатно. Еще дозы стимуляторов в вены! Кислород! Массажер! Один Дан стоял совершенно неподвижно — понимая, что все их средства уже бесполезны.
— Все! — наконец произнес старший из врачей, снимая шапочку; остальные сделали то же.
Дан продолжал смотреть на только что ушедшего друга. Казалось, Марк уснул: покой был разлит по его лицу. Дан сам закрыл ему глаза.
— Пойдем, — сказал старший врач, — мы ему больше не нужны.
Они сидели в вестибюле в креслах и молчали, — подавленные, потрясенные только что произошедшей смертью.
Как недолго знал он Марка. И каким близким сразу тот стал, сколько успел сделать. Человек, сберегший Лала: стоявший еще у истоков того, ради чего не задумываясь отдал жизнь.
— Прекрасная смерть! — вдруг нарушил молчание старший врач. — Прекрасная — если можно так сказать о смерти.
Дан чувствовал, как ком в горле мешает ему заговорить, ответить врачу.
— Нехорошо тебе? — спросил тот. Дан молчал.
— Надо дать ему двадцать миллилитров этанола — чуть снять напряжение.
— И мне нужно, — добавил один из врачей.
— И мне. — Этанол хотели принять все.
Робот привез колбу с ним. Старший врач сам разлил его.
— Вспомним древний обычай: помянем его. Вечная ему память!
Все молча проглотили малоприятную на вкус жидкость. Но она помогла на короткое время чуть расслабиться.
— Впервые такое вижу. Даже в последний момент мы спасли бы его, дай он согласие на пересадку.
— Я говорил: он не мог — это — сделать.
— Удивительные люди — твои последователи, академик Дан. Это заставляет задуматься. Так поступить!
— Он поступил, как Человек, — отозвался Дан.
Что-то мешало им сразу разойтись. Наконец, Дан поднялся, — все врачи провожали его до выхода.
Он шел домой пешком. Взошло солнце, все вокруг было свежим, ярким. Не верилось, что только что не стало Марка.
Его ждали дома. Ждали и боялись страшной вести — и потому не вызывали его.
Лицо Дана сказало все: никто не задавал вопросов. Заплакав,
Безмятежно спал малыш, с поднятыми ножками, раскинув руки со сжатыми кулачками. Дан подошел к нему. Но даже вид внука не помог хоть чуть успокоиться.
— Марк!!! — неожиданно для себя глухо прорычал он.
И малыш вдруг открыл глаза. Как будто дед назвал его имя — и он откликнулся.
Часть VII НАКАНУНЕ
59
Несмотря на твердое решение, Милан долго откладывал объяснение с Йоргом. Вновь и вновь обдумывал то, что должен будет ему сказать.
Он нужен Йоргу. Как активный помощник в надвигающейся схватке, — тот не захочет потерять его: станет уговаривать — доказывать свою правоту. И только не дав Йоргу одолеть в споре, отстояв себя — можно расстаться с ним. Этот разговор должен быть единственным.
Но колебаний не было: ни разу не появилось желание оставить все, как есть — это было уже невозможно.
Настал вечер, когда он сказал себе: «Завтра!». Всю ночь не сомкнул глаз. Утром вызвал Йорга, договорился о встрече.
Йорг ждал его, как всегда, в институте.
— Добрый день, Милан. Есть новости?
— Добрый день.
— Так я жду.
— Новостей у меня нет. Мне просто нужно поговорить с тобой.
— О чем?
— О слишком серьезном: что я перестал верить — в то, за что боролся вместе с тобой.
— А говоришь, что нет новостей! Эта, пожалуй — самая неприятная из всех, что ты сообщал. Ты достаточно подумал, прежде чем сказать это?
— Да: конечно.
— Так! Почему?
— Тщательно проанализировал то, что отстаивали мы, и — что предлагают восстановить они: я имел возможность убедиться в правильности их понимания человеческой сущности.
— Ну, ну, продолжай! Я внимательно тебя слушаю.
— Понял, что многое из того, о чем они говорят, необходимо — мне самому: потому что без этого жить невозможно.
— Что, например?
— Например — то, что они называют любовью, и над чем мы смеялись.
— Прости за слишком откровенный вопрос: к этому причастна Рита?
— Невольно: после моей выходки с Лейли я не видел ее. Но я имел возможность продумать все, что слышал от нее, и сопоставить с тем, что чувствовал сам.
— Это временная слабость, мой милый. Надо сколько-то подождать, и ты снова обретешь уверенность в нашей правоте и силы для дальнейшей борьбы. Открытая схватка приближается, хочет ли сейчас это сам Дан или нет: те, кто слушают его, своими действиями дают нам эту возможность. Мне до сих пор приходилось лишь сдерживать тебя — скоро не придется это делать.