Данэя
Шрифт:
Я хочу, чтобы, в первую очередь, это понял академик Дан: его прямой долг не употреблять во зло тот высокий авторитет, которым он пользуется как величайший ученый Земли, освободитель человечества от страшного кризиса! – последние слова ему было произносить трудно: он сразу поймал на себе пристальный взгляд.
Милан смотрел на него, и губы его кривила презрительная усмешка: “Ты ведь говоришь совсем не то, что думаешь!”. Но Йорг, глядя ему прямо в глаза, продолжал:
– Его прямая обязанность поэтому – прекратить попытки вернуть то, что безвозвратно отжило, что лишь мешает людям, человечеству в целом, двигаться вперед: к новым
Милан продолжал буравить Йорга взглядом, но постепенно усмешка гасла на его губах: Йорг, продолжая говорить, не отводил глаза. Милан понял, что тот готов на всё, и невольное уважение к несгибаемой силе его натуры, которое он всегда раньше испытывал, вновь возникло в нем – несмотря на то, что Йорг теперь был и оставался врагом.
– И в этих условиях мы тем более не можем отказываться от сложившегося использования тех, кто не способен трудиться: этот отказ лишь опять превратит их в чисто паразитический придаток человечества. Можем ли мы себе это позволить? Нет! Никогда: ни сейчас, ни после.
Человечество должно отчетливо себе представить опасность, которую несут ему идеи Лала, требующие возврат к прошлому. Пока не поздно! Всякие попытки их осуществления должны быть отвергнуты и признаны недопустимыми. Нарушившие сложившийся порядок, законы и обычаи – признаны виновными.
И именно с этой точки зрения мы требуем применения к подсудимому самого сурового наказания: всемирного бойкота!
66
Двухчасовой перерыв для еды и отдыха.
Слово получает главный свидетель защиты – Дан. Он взошел на возвышение, – и сразу же на огромном экране загорелся портрет Лала. В зале воцарилась тишина.
– Главный свидетель обвинения только что сказал, что мой долг прекратить попытки вернуть то, что безвозвратно отжило, и не мешать человечеству двигаться вперед. Куда? К новым успехам науки, к увеличивающемуся господству над природой. И только!
Но – разве этого мало? Разве это – не всё, в чем видится смысл существования человечества?
Да: мало; да – не всё! Почему лишь научные открытия, проникновение в тайны природы – вне самого человека, забывая о его собственной природе?
И разве человечество двигается вперед? Оглянитесь на всю прежнюю историю, и вы увидите – что первым разглядел и мучительно осознал Лал: кризис искривил наш путь – произошел чудовищный зигзаг развития человеческого общества, которое продолжало лишь казаться неизменным. Мы ушли далеко в сторону от пути вперед, по которому шли с той поры, как на Земле исчезли социальное неравенство и несправедливость – когда человечество уверенно двинулось к светлым горизонтам будущего.
Кризис явился неожиданным: человечество совершенно не было готово к нему. Он казался неестественным: временная трудность, которую можно преодолеть – для этого надо лишь напрячься. А ничего не выходило. Потому что в нем не было ничего неестественного: накопленный гигантский материал научных открытий требовал не только пересмотра множества фундаментальных понятий, но и времени для вживания в новые представления.
Именно поэтому – его появление не было случайным:
Это не могли понять. Потому что подобное случилось в таком масштабе впервые. Напряжение всего человечества для выхода из кризиса достигло предела: люди – те, кто занимался интеллектуальным трудом, не щадили себя.
А те, кто не мог им заниматься? Чей уровень способностей не соответствовал возросшим требованиям к интеллектуальному работнику? Те, кто, по словам главного свидетеля обвинения, превратились в паразитов? Их, как и себя, также не сочли нужным щадить.
Поначалу части их, только женщинам, передали материнские функции. Это казалось прекрасным: женщины, не способные к творческому труду, взяли на себя полезную нагрузку, освободив время полноценных женщин.
Но тогда оборвалась связь детей и родителей: это создало почву для использования тех, к кому всё чаще применялось слово “неполноценный”, таким образом, какой не имел аналогий даже в самые мрачные времена классовых эпох. Неполноценные стали абсолютно бесправными: их судьбой уже распоряжались без всякого их согласия. Как рабами.
И, правда: чем гурии отличатся от рабынь-наложниц? Ничем! А остальные неполноценные? Их положение даже страшней рабства: положение домашних животных. Доходило до того, что стали употреблять в пищу их мясо.
Кто видел и понимал смысл этого? Никто! Все были заняты работой: напряженной, безудержной – лишь бы преодолеть кризис, выйти из него.
Понял только один. Он: мой друг, Лал. Историк, он сравнил былые эпохи с нынешней. Гений, способный по своим знаниям объять всю картину, а не части её, как мы все – он не мог не заметить, что в мире снова появилась социальная несправедливость. Человек высоких душевных качеств, он, обнаружив это, не мог не возмутиться, не восстать против того, что творилось вокруг.
Это далось не легко ему самому: страшно было поверить – ему, такому же сыну своего времени, как любой из нас, что интеллектуальное человечество творит дикие дела. Спокойно: не замечая этого. Но у него хватило сил и смелости до конца взглянуть в глаза правде.
Он пытался раскрыть глаза другим; надеялся, что его поймут – как когда-то, когда он возглавил кампанию против людоедства: тогда многие поддержали его. Теперь никто, ни один человек не хотел даже слушать. Все до единой попытки разбились о полнейшее непонимание. Ему стало ясно, что пока господствует кризис, людям не до его идей. И замолк – на время.
Именно тогда произошла моя встреча с ним. Его рассказ о находке работы по ряду разностей простых чисел явился толчком для создания периодического закона элементарных частиц и, через него, теории гиперструктур. Он первый поверил в эту теорию: видел в ней то открытие, которое могло положить конец кризису. И он был тогда рядом со мной – в то нелегкое для меня время. А о своем открытии – мне не говорил: берег меня для того, что я должен был сделать – что он тогда считал самым главным. Отдавал все силы популяризации теории гиперструктур. Готовил победу её и ждал своего часа, когда сможет раскрыться передо мной: считал, что я способен понять его.