Данэя
Шрифт:
– Ведь мы предложим возврат к материнству совершенно другим людям, чем те, что было когда-то. Уже не может быть точного повторения того, что было тогда. “Нельзя дважды войти в тот же поток”. И мы должны прежде проверить на современных людях. Чтобы говорить, зная, а не предполагая априори[9]. И этими современными людьми можем быть только мы сами!
– Лал! Ты понимаешь – что хочешь?! Стать матерью? Мне: даже не имеющей представление ни о чем по уходу за ребенком? Здесь: где мы отрезаны от Земли – при полной невозможности какой-либо помощи? На неведомой планете, где нас ждет огромная работа и неизвестные опасности?
–
– Послушай, но ты понимаешь: что это значит? Ведь должен родиться человек!! Это же огромная ответственность.
– Понимаю. И ещё и труд, и беспокойство, – и даже страх за него. Но кроме того – огромная радость, какой ты даже не представляешь себе.
– Я же не смогу даже! Не справлюсь.
– Сможешь! Нужно только захотеть. Того, что дала тебе Ева, более чем достаточно, чтобы ты знала всё, что и как делать. И, кроме того, многое взял с собой я. Ты – сможешь: ты ведь способная, умная, настойчивая. Я не комплименты говорю: у тебя действительно всё это есть. И я знаю немало – я буду рядом. Решись!
– Лал, это невозможно.
– Но ты – должна! Должна! На Дане, тебе и мне лежит огромная ответственность. Перед всеми людьми! Дан своим открытием осуществил выход из кризиса, сделал возможным преодоление сверхдальних расстояний. Благодаря ему открыта Земля-2. Нет на Земле никого, чей авторитет, который зависит только от его вклада в прогресс, был бы сейчас выше. После покорения Земли-2 очень велик станет и наш с тобой авторитет.
Новая планета, населенная людьми! Зачем ещё раз повторять, что это значит? Ну да: ускорение прогресса! Но прогресса – чего? Общества, где, несмотря на то, что состоит из людей высочайшего интеллекта, существуют дикие явления? Где интеллектуалы для сохранения собственного здоровья и удлинения жизни спокойно убивают других людей, менее способных, совершая, по сути дела, зверство, или используют их для удовлетворения похоти? Сколько можно повторять это?
Я всё объяснил вам; рассказал то, что сумел понять. И вы оба согласились со мной. Но только знать, и ничего не сделать – на это мы не имеем право. Только мы сейчас понимаем опасность возможности развития страшной тенденции, таящейся в обесчеловечивании неполноценных – мы и обязаны сделать всё возможное пока не поздно, зная о существующей опасности.
Вернуть обществу полное право называться человеческим в самом высоком смысле и одновременно увеличить сумму человеческого счастья, восстановив непрерывную связь поколений – это величайшая цель, для которой мы должны быть готовы на всё!
– Я боюсь, Лал.
– Боишься? Ты? Не побоявшаяся отправиться сюда, первая женщина-астронавт? Дан! Скажи ты: ведь ты согласен со мной?
– Только в необходимости, Лал. А в возможности – с Эей. И – потом – это для нас, всё-таки, слишком неожиданно. Дай время подумать. И не торопи с ответом.
– Хорошо: пусть будет так!
– А теперь иди спать: ты слишком устал. Дежурить буду я.
– Я с тобой, Дан, – присоединилась к нему Эя.
Они
– А ведь он прав, Эя, – вдруг без всяких предисловий сказал Дан. – Это действительно наш – долг: провести на себе социологический эксперимент возврата связи детей и родителей. Без этого, безусловно, слишком трудно будет чего-нибудь добиться. То, что Лал сумел первым раскрыть, неизбежно должно было быть понято в будущем всеми. Только: когда? Он намного опередил наше время: предпосылки того, что хочет он, едва начинают зреть. Поэтому-то у него не было полных единомышленников на Земле. Наш Лал – гений. Добрый гений человечности. Я горжусь дружбой с ним.
– Ты – с ним сейчас целиком заодно?
– Да. Он замыслил огромное, прекрасное дело, – и большая честь быть его участником. Неужели ты, действительно, так боишься? Или есть и другая причина?
– Нет – никакой другой причины. Я страшусь того, что не справлюсь – и только.
– Мы будем рядом с тобой.
– Вы этим тоже никогда не занимались.
– Что ж: глаза боятся, руки делают. У нас ведь с собой все необходимые материалы.
– И это огромная дополнительная нагрузка для нас там, на чужой планете, где, мы даже не знаем, что нас может ожидать.
– Он тоже понимает это. Но всё-таки, если – окажется возможным?
– Не знаю, Дан. Не знаю.
– Ты просто не хочешь?
Она улыбнулась:
– Не хочу? Ева дала мне подержать на руках ребенка. – Эя пристально посмотрела на Дана: – Не понимаешь? Он был такой маленький, теплый, и как-то удивительно пах. Я прижимала его к себе, мне было непонятно хорошо. Потом он вдруг улыбнулся, и я чуть не расплакалась. Ничего не могла понять. Но Ева сказала, что я смотрю на него так, как будто хочу дать ему свою грудь. И я почувствовала, что да: хочу.
– Ну, так...
– Но мы здраво должны отдавать себе отчет в наших реальных возможностях.
– “Нет” сказать легче всего!
– Что ж: не давши слова – крепись, а, давши – держись. Ты уже решил за себя, а я – нет. Не пытайся давить на меня, дайте оба мне подумать! Иди-ка ты к нему.
– Он спит уже: устал невероятно.
– Вряд ли. Всё равно, оставь меня пока одну. И ложись потом. Я буду дежурить: мне не заснуть сегодня.
... Лал, действительно, не спал. Он сидел в салоне, бессильно опустив руки, с измученным лицом. Услыхав шаги, весь подобрался. Потом увидел, что Дан один, – снова сел в прежней позе.
– Что-нибудь решили? – спросил он, не глядя на Дана.
– Я – уже всё. Ты задумал дело, не менее важное, чем освоение Земли-2. И я буду с тобой, как и сказал.
– Спасибо, старший брат. А она?
– Она – пока нет. Конечно, в ней всё дело – мы-то родить не можем.
– Она категорически против?
– Нет: колеблется. Её пугают неизвестность и опасения не справиться.
– Опасения справедливые.
– Да.
– Нас действительно ждет неизвестность. Мы не знаем, сумеем ли мы высадиться и жить на планете. Не знаем всего, что нам придется делать, насколько будем заняты, будет ли у нас оставаться сколько-нибудь времени и сил.