Данэя
Шрифт:
– Небо, смотри, проясняется.
Засверкали звезды, горы причудливо осветились сразу светом двух лун. Удалось увидеть, как яркая звездочка снова прочертила небо. Эя! Но обменяться сигналами невозможно без аппаратов связи на катерах.
– О чем она сейчас там думает?
– Наверно, беспокоится, что долго нет сигнала от нас.
– Обменяемся утром.
– Может быть, немного завидует нам. Дан, как ты думаешь – она уже решилась?
– Трудно понять. Была так усердна.
– Тем не менее: решилась ли она окончательно?
–
– Но когда?
– Торопишься?
– Тебя это удивляет? Не знаю почему, последнее время мое привычное терпение изменяет мне. Так хочется увидеть, как она будет держать на руках своего ребенка.
– Нашего.
– Нашего, м-да... Дан! Я, знаешь, что хотел тебя спросить?
– Что?
– Будешь ли ты задавать себе вопрос – чей он: твой или мой?
– Да какая разница?
– Понимаешь, существовало понятие – голос крови: когда ты знаешь, что ты – а не кто другой – отец ребенка. Вдруг это будет беспокоить тебя?
– Не думаю.
– Ты разве можешь ручаться?
– Откуда я могу знать? Но даже если и будет, так что? Разве я не способен владеть собой?
– Не знаю, будет ли от этого лучше. Понимаешь: ребенок должен иметь определенного отца. И им должен быть ты.
– Почему я – не ты?!
– Я поставил эту цель.
– Что ты предлагаешь?
– Чтобы близость между Эей и мной прекратилась.
– Но ты же живой человек. Двадцать лет без женской ласки?
– Для меня это не столь важно: главное цель! Вытерплю. А нет... Существовали же когда-то резиновые куклы.
– Это уж слишком неожиданно. Я совершенно не готов что-либо ответить. Давай поговорим о чем-то другом.
– Но ты подумай об этом, ладно?
– Да. – И они надолго замолчали.
Лал прервал тишину:
– Дан, знаешь, я до сих пор не могу отделаться от впечатления твоего рассказа – о той гурии, Ромашке. Какой потрясающий материал!
– Материал? Не понимаю.
– Да: для книги.
– О ней?
– Не только: о нашей эпохе. Большой роман. Он начал у меня складываться, когда я вел беседы с вами. Ты разрешишь использовать твою историю?
– Конечно.
– Гурия, неполноценная, окровавленными, изрезанными руками держит на своей груди голову спасённого ею человека, чье открытие перевернёт мир, и плачет от жалости к нему. Не думая, что, может быть, сама настолько обезображена, что уже больше не годится для своего дела – и тогда больше жить ей не придется. Ей жалко “миленького”! Пусть прочтут, пусть знают: неполноценные – люди!
– Твоя книга будет кстати: само же это не исчезнет. Кому-то всегда будет казаться удобным: нам ещё предстоит очень нелегкая борьба. Её необходимо успеть написать здесь.
– Она будет очень велика по объему.
– Всё равно, успеешь. Мы включим её в свою программу – как и рождение ребенка. Только…
– Сменить имена?
– Да – желательно.
– Я назову тебя другим древним
– Разве у меня древнее имя?
– Да: библейское. Дан был одним из двенадцати сынов патриарха Яакова, внука Авраама. У Яакова было две жены: Лия и Рахиль. Он любил Рахиль, но в отличие от не любимой им Лии она долго не могла родить. Тогда Рахиль дала мужу свою рабыню Валлу, и та родила Дана, который считался сыном не её, а Рахили. Богатырь Самсон был его потомком.
– Вот оно что!
Они снова замолчали, и опять Лал нарушил молчание:
– А знаешь, Дан: сейчас, когда я оглядываюсь назад, начинаю всё больше приходить к выводу, что наша эпоха, всё-таки, не была только плохой. Ведь когда-то надо было навести порядок, довести всё до нужного уровня. Без этого же трудно в дальнейшем ждать быстрых результатов даже от крупных открытий.
– Мне это уже тоже приходило в голову. Взять хотя бы то, что такую экспедицию удалось подготовить всего за десять лет. Без полнейшей отлаженности всех звеньев, совершенства всех без исключения элементов: нет, ничего бы так быстро не получилось.
– Были ли особые причины воспринимать задержку научного прогресса как глубочайшую трагедию? Не одно ли тщеславие поколений, не желавших в строе памятников в Мемориале уступить предкам, вызвало эту всеобщую депрессию? Прогресс, прогресс, научный прогресс – любой ценой: как всеобщая жизненная цель – явно понятая недостаточно правильно. И как результат – возврат к дичайшему подобию рабства.
– Пиши свою книгу – чтобы поняли все.
– Начну сразу – как только можно будет. А вы мне поможете: я буду читать вам готовые отрывки. Смотри-ка: падающая звезда!
– Здесь это может оказаться не таким уж безопасным зрелищем. Ты разве не обратил внимания на следы падения метеоритов?
– Их не так уж много, и к тому же, видно, старые. Похоже, падали не очень часто.
– Всё-таки: пристегивай вертолет. Если что, сразу поднимемся.
Они быстро застегнули замки. Уже готовы были оторваться от “земли”, но вдруг увидели: на небе появилась ещё одна светящаяся точка, медленно двигавшаяся прямо навстречу первой.
Эя!!! Неужели болид столкнется с крейсером?! Они напряженно следили, не помня больше ни о чем, не замечая, что схватили друг друга за руки, до боли сжав их.
Может быть, опасность мнимая! Может быть! Совершенно не обязательно, что траектории крейсера и болида пересекаются. Глубина пространства не ощутима: они могут проходить далеко друг от друга. Может быть!
А вдруг – нет? Если... Тогда автопилот сам должен произвести маневр. Но не начинает...
Нет, начал: крейсер круто сворачивает в сторону. Как там Эя? Перегрузка сейчас большая!
Они облегченно вздохнули. Столкновение не произошло! Оба были настолько рады и одновременно обессилены, что на короткое время прекратили наблюдение за небом.