Дангу
Шрифт:
Касим кивнул. Ему тоже не хотелось на ночь глядя трогаться в путь.
— Завтра утром в первую стражу мы будем здесь, господа.
Он несколько раз поклонился всем, потом повернулся к трапу и быстро спустился в лодку. Спустя несколько минут она отплыла и исчезла во мраке ночи.
— Поздравляю вас, дорогой доктор, — сказал капитан с улыбкой, — вам пока здорово везет. Пройдемте все ко мне в каюту и выпьем еще раз за успех нашего общего дела.
Около часа ночи, когда с вином было покончено и еды на столе почти не осталось, капитан встал, давая понять, что прощальный ужин закончен.
— Господа, —
Когда те ушли, Иветт обратился к доктору:
— Дорогой Жамбрэ! Я приказал коку приготовить вам в дальнюю дорогу небольшой сундучок со съестными припасами, которых здесь вы ни за что не найдете. Это несколько бутылок хорошего бордоского, бутылка испанской малаги — той, которой мы недавно воздали должное, несколько головок сыра пармезан, романтур и ливаро и еще кое-что. Пусть все это время от времени напоминает вам в этом чертовом пекле о нашей любимой Франции. И да хранит вас Господь и Пресвятая Дева Мария!
— Господин капитан, — поклонился Жамбрэ, — ваша любезность и заботливое внимание ко мне не знали границ с тех пор, как я нашел пристанище на вашем прекрасном корвете, по счастливой случайности совершавшем плавание к берегам Индии. Я пользовался обществом и помощью ваших любезных и предупредительных офицеров, когда бы и по какому поводу ни обращался к ним. Я получил истинное удовольствие и удовлетворение от бесед с вами, а когда наблюдал за работой трудолюбивых матросов, мое сердце переполняла гордость за французский флот. Отличная команда на замечательном корабле! Погода была к нам милостива. Благодарю вас за все. Я совершенно доволен. Но у меня есть еще одна маленькая просьба.
— Я весь внимание, дорогой доктор.
— Сейчас у себя в каюте я закончу два письма. Одно — его превосходительству господину де Рошару, первому секретарю Министерства иностранных дел, второе — моей горячо любимой матушке. Не будете ли вы столь любезны, капитан, переправить их наиболее удобным для вас способом во Францию?
— Я весь к вашим услугам, господин доктор. Ваша просьба будет непременно выполнена. Идите собираться и отдыхать. Вам предстоит нелегкий путь. Утром я возьму от вас письма.
Жамбрэ поклонился и направился в каюту.
ВСЕ БЛИЖЕ К ДЕЛИ
Размеренная жизнь на корабле среди соотечественников, привычная еда, морские пейзажи — все это ушло для Жамбрэ в прошлое. Таинственная и загадочная Индия, так долго бередившая его воображение, теперь расстилалась перед ним.
Сидя на верховом верблюде дромедаре, доктор жадно всматривался в раскинувшиеся просторы. С высоты плоского песчаного холма, поросшего молодой зеленой травой и усыпанного кремневыми обломками и мелким галечником, открывался прекрасный вид на широкую долину реки Инд, где в дрожащем мареве жаркого влажного дня едва угадывались постройки, минареты и мечети города святого Хайдера, оставшегося после переправы позади их небольшого каравана. Там и сям виднелись береговые желто-коричневые уступы и обрывы высохших речных русел, зеленые пятна полей, умытых вчерашним дождем, островки оазисов с пальмами над неказистыми домишками селян. В противоположную сторону, на восток, тянулась, уходя за горизонт, темная гряда невысоких плоских
Он приложит все силы и употребит все свои познания в медицине, чтобы завоевать расположение падишаха! Да, да! Обязательно будет так, и Пресвятая Дева Мария поможет ему в этом!
Жамбрэ переполняли возвышенные чувства, он мысленно строил воздушные замки, один чудеснее другого. Земля Индии под его ногами, он добьется почета, славы и уважения. И денег! Что тут плохого? Надо подумать о своей будущей жизни во Франции. Он разбогатеет, а почему бы и нет? И вернется в любимый Прованс. К своей дорогой матушке в родную деревню Альби… Нет, нет, он будет жить в Париже… А пока…
Он окликнул своего нового слугу Надира, который немного говорил по-французски:
— Надир! Сколько дней нам еще ехать?
— Один неделя, сахиб джи, один неделя! — ответил тот.
Все было так непривычно и удивительно! Этот огромный верблюд под ним и неудобное седло, нестерпимая жара и постоянная жажда. Запах гари, висящий в воздухе, запах, который он ощутил, едва сойдя на берег, новые люди в ярких одеждах, темные лица, речь с придыхательным оттенком, команды Касима, восточная с пряностями еда и первый сон в караван-сарае…
Вдруг вспомнилось, как сердечно и дружески он попрощался с капитаном Иветтом и командой корвета «Дюк д'Арман», с матросом Жаком, добродушным толстяком, тоже провансальцем, который старательно прислуживал ему в течение всего плавания… Ведь это было только день назад! А новые яркие впечатления уже сделали жизнь на корабле туманным воспоминанием…
— Надир! Почему кругом пахнет гарью?
— Много-много люди готовить пищу на улице на огонь. Сейчас Время дождей. Ветер нет. Так потому пахнет, — ответил он на ломаном французском.
— Откуда ты знаешь наш язык, Надир?
Слуга улыбнулся, обнажив желтые зубы. Морщинки побежали лучиками от глаз, рот растянулся в узкую улыбку.
— Надир знает. Надир был сипай у французы. Фактория в Сурате. Три год. Потом был кули в Биканер. Потом слуга в крепость Сирдан. Там сердитый управитель Омихунда. Надир бедный раджпут. Теперь Надир сипай у Касим.
Надир был худым как скелет стариком в грязной чалме и синей набедренной повязке. Морщинистая коричневая кожа, жидкая белая борода, впалые щеки… Добрые черные глубоко запавшие глаза довершали его портрет.
— Месье доктор! — проговорил Касим, подъезжая на своем верблюде к Жамбрэ. — Надо скорей ехать дальше. До караван-сарая в Багхаре тридцать пять косов. Едва успеем до темноты.
Он посмотрел на небо, подернутое кое-где полупрозрачными белесыми облачками, хмыкнул и добавил:
— Погода может испортиться. Пришло Время дождей.
Потом легонько стегнул верблюда по задним ногам и резко дернул уздечку. Тот беззвучно оскалился и опустился на колени. Касим ловко соскочил на землю, повернулся в сторону Мекки, твердо зная, как и всякий мусульманин, это направление, опустился, подобрав халат, на колени, поднялся и снова опустился, низко кланяясь и бормоча вполголоса молитву Аллаху, как бы испрашивая благополучия в пути. Затем выпрямился и вскочил в седло. Верблюд с коротким ревом поднялся.