Дангу
Шрифт:
Вдруг я услышал глухой треск и с содроганием оглянулся. Вздувшийся горою труп вдруг стал меньше; из него по полу полилась мутная зеленоватая жидкость, а воздух наполнился таким смрадом, что я лишился чувств и упал… Затем один за другим сменялись периоды бодрствования, забытья, бреда. Раны мои покрылись струпьями засохшего гноя; боль иногда заставляла меня кричать. Вокруг уже вился целый рой страшных мух, и я все время видел оскаленные зубы мертвой обезьяны…
15 июля, воскресенье
Deo gratias!
Я очнулся на каменных плитах ам-каза. Надо мной раскинулось синее небо, и свежий воздух
— Не трогай, сахиб джи! Надир положил мазь Надир положил листья. Все пройдет.
Его сморщенное коричневое лицо осветилось улыбкой, он погладил меня по руке.
— Спасибо, Надир! Ты добрый человек и верный слуга. Скажи, какое сегодня число и день недели?
Его ответ поразил меня. Поистине, подумалось мне, после десяти дней мучений со мной произошло настоящее воскресение из мертвых, как некогда это случилось с нашим Господом Иисусом. Я перекрестился, тихо пробормотав:» Salvo Deus, Pater et Filius et Spiritus Sanctus «, — и снова обратился к Надиру:
— Где месье Касим? Что означает все случившееся со мной? И кто такой Омихунда?
— Хузур позволит, Надир скажет! — ответил старик, поворачиваясь и почтительно указывая на важного господина, сидевшего рядом на ковре.
Я увидел молодого человека лет тридцати, с красивым лицом европейского типа, в белой одежде и таком же тюрбане. Его правая рука от локтя до плеча была замотана грязной тряпкой и висела у груди на перевязи.
— Говори! — махнул он здоровой рукой Надиру.
— Месье! М-м-м, — Надир немного замялся и, с трудом подбирая французские слова, продолжал: — Несравненный падишах Фаррух Сийяр в тюрьма, во дворец в Дели нет. Там большой люди — братья-саиды Абдулла и Хусейн Али. Они приказал месье посадить тюрьма. Они сказал — месье не табиб, не доктор, месье — джадугар, колдун, месье — джасус, шпион. Они сказал — месье судить, месье казнить. О-о-о! Омихунда есть, — он хмыкнул и поправился, — был большой человек в этот крепость. Тут пришел великий пахлаван, богатырь Бадмаш-ака, и много-много сипай, — Надир почтительно поклонился в сторону молодого человека, а тот важно кивнул. — Он убил Омихунда, убил Касим. Теперь мы его слуги, да благословит Аллах его! Теперь он…
— Переводи, Надир! — прервал его Бадмаш и обратился ко мне: — Фаренги! Я знаю все про тебя. Ты — табиб. Мне нужна твоя помощь. У меня ранено плечо. Оно очень болит. Ты, конечно, хороший табиб, если тебя пригласил сам падишах.
— Да, месье! Я готов, — ответил я. — Но мне нужен мой медицинский сундучок.
— Али! Принеси, — приказал Бадмаш.
Я встал, превозмогая боль в спине, подошел к нему и размотал тряпку на его плече и руке. Он заскрипел зубами. Я увидел большую сабельную рану. Была повреждена ключица. Вокруг образовались гнойники и синевато-черные пятна, явные признаки возникновения антонова огня.
Тем временем принесли мой сундучок. В общем, мне пришлось повозиться. Наконец я обработал рану порошковой смесью креозота и слизи аравийской камеди, наложил два плюмассо из корпии и закрепил все плотной лубковой повязкой.
— Месье! Я все сделал, —
— Хорошо, хорошо, — пробормотал он благодарно. — Послушай, — продолжал он уже с некоторым металлом в голосе, — я освободил тебя из тюрьмы, и теперь ты будешь служить мне. Я буду платить тебе двести рупий в месяц. Али даст новую одежду. Xаэ! И деньги за два месяца вперед. Да будет Аллах доволен нами! Но если будешь плохо работать, снова посажу в тюрьму! Понял? И не с одной обезьяной, а сразу с тремя, — он усмехнулся. — Валла-билла!
Я машинально кивнул, пытаясь осмыслить такой неожиданный поворот. В голове у меня вихрем проносились мысли. Прощай, так и не увиденный мною его величество падишах Фаррух Сийяр. Не будет двора Великого Могола, придворной камарильи, интересной практики, известности и почета. Моя судьба круто менялась, и никто не мог сказать, в какую сторону и что меня ждет впереди. Это знал только один Господь Бог Саваоф.
Так кончается четвертая часть повести о приключениях Дангу.
ПЯТАЯ ЧАСТЬ. ВЛАСТЬ КАРМЫ
ГОСПОДЬ МИЛОСТИВ
Жаркий и влажный день близился к концу, когда из чащи леса, почти подступавшей к берегу вспененного, вздувшегося от дождей Чинаба, одного из притоков Инда, вышли, прихрамывая, с трудом передвигаясь и осторожно озираясь по сторонам, два человеческих существа. Один невысокий светловолосый, тщедушного вида, другой долговязый рыжеволосый детина. У них были худые, изможденные, совершенно обросшие лица, покрытые болячками и струпьями. Давно нечесанные волосы в мусоре и листьях, рваная, грязная одежда, едва прикрывавшая тело, куски коры, обвязанные лианами, вместо обуви — все являло собой крайнюю степень нищеты и физического истощения.
Очень знакомые личности. Конечно, это наши англичане.
Берег реки был безлюден. Опираясь на корявые палки и проваливаясь в прибрежный песок, друзья кое-как доковыляли до воды и начали жадно пить ее пригоршнями. Утолив жажду, они сели, чтобы повнимательней осмотреться и решить, что делать дальше. Где-то здесь, где Чинаб вырывается из горных теснин и начинает свой неторопливый бег по Равнинам, находилась постоянная переправа. Они пользовались ей, когда отправляли свои небольшие караваны с товаром из Кашмира. Но то было тогда, а сейчас, в сезон дождей…
Перед англичанами простиралась глубокая полноводная река шириной не менее мили. Нечего было и думать о том, чтобы самостоятельно через нее переправиться. Не было ни лодки, ни бревен, ни толстых веток, чтобы соорудить хоть какой-нибудь примитивный плот. Да и они были слишком измучены и еле держались на ногах. Англичане тупо и безучастно глядели на величественную гладь разлившейся реки, переправиться через которую казалось безнадежным делом. А переправиться было необходимо, ибо на той стороне начинался путь в Дели. Им надо было попасть туда, в факторию объединенной компании купцов Англии, где можно было получить помощь. Сейчас же приходилось ждать благоприятного случая и терпеть, продолжая влачить жалкое, полуголодное существование в постоянном страхе быть съеденными дикими зверями или пасть от рук туземцев.