Даниил Галицкий
Шрифт:
— Накладывай стрелы! — нарочито громко крикнул Иванко, чтобы его услышали у ворот.
Повстанцы одновременно метнули двадцать стрел, и многие из них попали в цель. Тиун, догадавшись, что его обманули, повернул всех на Иванку.
— Бей их! — истошно кричал он. Однако напуганные дружинники возвращались неохотно. — Почему вы стоите? — вопил тиун. — Их мало!
Но в это время за спиной у него поднялся шум — это перелезали через ограду закупы, посланные Иванкой со стороны реки.
Тиун завертелся на месте, бежать было некуда.
— Ага! Ну что?
Он стукнул тиуна по голове. Дружинники мигом подняли руки.
— Мы с вами! Мы с вами! — кричали они.
— Не трогайте их, — приказал подоспевший сюда Иванко. — Как тиун? — обратился он к парню.
— Не дышит, — развел тот руками, — видно, Богу душу отдал. У меня меч легкий, да рука тяжелая, — показал парень на дубинку, — как притронусь, так и просится на Небо мой недруг.
Все захохотали.
— Если бы этой дубиной Судислава попотчевать! — бросил кто-то под общий смех.
Возбуждение начинало утихать. Вдруг в дальнем углу усадьбы раздался крик.
— Идите сюда! Сюда! — звал маленький лысый человек.
Кое-кто уже рванулся было бежать, но Иванко властно остановил их:
— Стойте! Может, это ловушка.
— Да мы знаем деда Николая.
— Знаем, знаем! — недовольно пробормотал Иванко;— Иди сам сюда! — позвал он старика.
Старик приковылял и крикнул:
— Там человек в порубе!
— Бежим к нему! — нажимала на Иванку молодежь, и все двинулись туда.
— Куда вы все? — остановил их Иванко. — Хватит и десяти, а нам за подворьем следить надо.
В порубе-яме нашли избитого, обессилевшего человека. Это был смерд из оселища Судислава. Он, не веря глазам своим, удивленно рассматривал освободителей и, узнав высокого парня, бросился к нему.
— Да это же наш Твердило! — вскричал парень, схватив его за руки. — Э, да у тебя украшения! — Он всем показал кандалы, в которые были закованы руки Твердила.
— Кто это тебя так? — сочувственно спросил Иванко.
— Кто же, как не дорогой да любезный наш Судислав, — гневно ответил Твердило. Заросшее лицо его стало суровым. — Посмотрите! — Он повернулся спиной. Она была исполосована черно-синими подтеками запекшейся крови. — Били меня. Сам Судислав бил, и не помню, кто еще.
— За что же это он тебя так? — строгим голосом спросил высокий юноша.
— Тиуна я прогнал со двора. Пристает и пристает: «Иди на работу», — а я болен. «Дай, говорю, один день — я, может, выздоровею». А он лезет, как зверь, человеческого языка не понимает… Терпение мое лопнуло, ну, я и толкнул тиуна.
— Правильно сделал, Твердило! — прервал его парень.
— А он… побежал к Судиславу и наврал, что я Судислава убить собираюсь. Схватили меня ночью — и в яму. Руки крутили, ноги жгли огнем, чтобы я сознался. А в чем мне сознаваться? Говорю: «Не было ничего», — они знай мучат… Закупа можно мучить, кто его защитит… Спасибо вам, братья! — Твердило вдруг стал на колени.
— Встань! — поднял его за плечи Иванко, — Ты что, перед боярином?
Смутившийся Твердило виновато улыбался:
— Спасибо!
Дальше Иванко уже не слушал Твердила. Оглядевшись вокруг, он громко крикнул:
— В этих вот клетях добро наше, руками нашими добытое! Забирай!
— Сжечь! — пронзительно закричал кто-то в толпе.
— Сжечь все!
— Давай огонь, — подхватили десятки голосов.
— Сжечь? — старался перекричать всех Иванко. — Кто это сказал? А зачем же жечь? Только добро пропадет. Рожь там в клетях. Берите себе, забирайте, — вот у Твердила дети, да и у всех они есть. Разбивай дверь! — И он первым побежал к клетям.
Двери были заперты, их быстро разбили и стали тащить из клетей мешки с зерном, копченое мясо, вяленую рыбу.
— Тащи-и-и-и! Это наше! — радостно кричали смерды и закупы.
Иванко поторапливал:
— Забирайте! Все забирайте!
Нашли возы в упряжке и начали укладывать на них мешки. Клети быстро опустели.
— А теперь жги! — зазвучал над подворьем пронзительный голос Иванки. — Давайте огонь!
Много горя причинил Судислав смердам и закупам. Люди яростно ломали двери, разбивали закрома, выбрасывали пустые бочки.
— Ломай!
— Бей!
В руках у парня, бросившего дубинку, появился горящий сноп соломы, ветер раздувал пламя. Парень поднес огонь к соломенной крыше — сухая солома сразу вспыхнула, красные языки поднялись над клетью. Огня было достаточно — стоило лишь свернуть пучок соломы и прикоснуться к пылающей крыше. Вскоре загорелись все клети.
— В терем! — скомандовал Иванко. — Бревна тяните, берите огонь!
Волна разгневанных людей хлынула к терему. Ничто не могло остановить их — так много ненависти скопилось в душе, так сильно допекли унижения, притеснения, обиды: нельзя ни стать, ни пойти вольно — всюду боярский глаз. И вдруг все это исчезло. Люди не задумывались, надолго ли свобода, — они рады были хоть мгновение подышать свежим воздухом без бояр.
Судиславов терем никто не мог спокойно видеть: тут живет ненавистный кровопиец, тут не одного смерда били, бросали с высокого крыльца. А если уж здесь бьют, то путь отсюда только один — в поруб, и не видать больше человеку ясного солнца.
Гудит толпа, бурлит, клокочет. Тут же и закуп Твердило. Теперь он уже не боится войти в терем. Он содрогается от гнева. Здесь его тащили по ступенькам, били головой об дверь. Он ненавидит каждый уголок логова Судислава. Стремглав поднявшись на второй этаж, Твердило метнулся по горницам. От него не отставали старые и молодые смерды. Они вбежали в продолговатую горницу с одним узким окном. Это она! Твердило всматривается: вон там, в углу, стоит кресло, на стенах висят плети, напротив кресла в стене торчит железное кольцо. К этому кольцу привязывали скрученные за спиной руки Твердила, чтобы он не мог отбежать в сторону от страшной плети. И еще для того, чтобы не кинулся на хозяина; побаивался Судислав: вдруг хлоп не выдержит нечеловеческих мучений и в отчаянии бросится на него, — разве убережешься!