Даниил Галицкий
Шрифт:
Твердило замер на месте. Вот здесь сидел Судислав, бил его, Твердила, плетью, рвал тело острыми гвоздями, вплетенными в нагайку. Глянув на товарищей, столпившихся в тесной комнате, Твердило с трудом выдавил из себя:
— Вот тут нас истязали, тут кровь нашу пили. Разве можно нам забыть об этом! Надо разнести в прах это проклятое место!
— Разнести-и-и! — подхватили в комнате и в прилегающих к ней сенях.
Сорвав со стен плети, Твердило толкнул ногой кресло, оно перевернулось. Тогда мальчишки начали топтать его ногами. Кто-то принес уже огонь.
— Жги! —
Двор Судислава превратился в сплошной огромный костер; горели клети, пылал терем, огонь охватил все строения.
Иванко оглянулся.
— Будешь знать! — погрозил он кулаком в ту сторону, где когда-то жил Судислав.
— Будет знать! — засмеялся Твердило. — Пусть не думает, что мы его боимся.
Уже третий день длится осада крепости. Бенедикт перепугался: а что, если не подойдет скорая подмога? Эти отчаянные смерды окружили так, что и мышь не проскочит. И в первую, и во вторую ночь Бенедикт тайно посылал гонцов, чтобы добрались они в волости и позвали воевод на помощь. Но галичане перехватили гонцов и утром показывали их связанными. Больше всего поразил его молодецкий голос:
— Эй, Бенедикт! Лысый волк! Скулишь! Прищемили тебе хвост. Сиди и не дергайся. Не гоняй посланцев своих. Вот они.
И сразу же из-за укрытия выставили связанных гонцов. Их подталкивали сзади, но они не могли шагнуть дальше — им мешала веревка, которой они были крепко связаны.
Позеленевший от злости Бенедикт приказал лучникам стрелять в своих гонцов.
— Предатели! Испугались! К грязным смердам перешли! — топтался он на одном месте, трусливо прячась за заборолом.
За два дня галичане сразили уже двадцать лучников. Они наловчились попадать даже в маленькие наблюдательные оконца заборол. Опасно стало находиться на стенах. Бенедикт сидел теперь внизу.
Сверху ему сказали, что оба гонца стоят на видном месте, привязанные друг к другу веревкой.
— Цельтесь в них! Убивайте! — исступленно кричит Бенедикт.
Стрелы тучей полетели через реку. Но ни одна из них не попала в цель — то ли лучники разучились стрелять, то ли глаза их стали плохо видеть. Гонцы стоят как заколдованные, боятся бежать в укрытие, чтобы во время бегства шальная стрела не зацепила.
— Тащите их назад! — сказал Теодосий.
Он понимал, что венгерские лучники щадят своих товарищей. Приказ Бенедикта пускать стрелы они выполняют, но попасть не хотят.
— Верно делают — жаль своих братьев! — заметил Теодосий, когда пленных привели к нему.
Пленные пугливо оглядывались, жались друг к другу. Они думали, что их нарочно подставляли под стрелы, а теперь, когда вернулись невредимыми, — изрубят мечами. Об этом говорил им Бенедикт, когда посылал ночью: «Идите осторожно! Не подниматься! Схватят — замучат: ноги и руки отрубят, нос отрежут, язык вырвут».
На верную смерть шли гонцы, прощались с товарищами. И уж так осторожно ползли, так прислушивались, так хотели до рассвета пробраться подальше, что, казалось, проскользнут незамеченными. Но оба они были схвачены галичанами невдалеке от крепости.
Теперь
— Они на конях, а наши пешие! — хвалился Иванко. — Выследили, как они ехали, и окружили их со всех сторон. Куда они ни ткнутся — всюду наши их ловят.
Рассказывая об этом, Иванко хватался за меч, а перепуганным пленным казалось, что он собирается рубить их. Но о них как будто забыли, никто не обращает внимания, никто не кричит, не бьет.
— Что с ними делать? — спрашивает Теодосий у Иванки. — Разве они повинны в том, что Бенедикт творит? Разве они сами полезли на нашу землю? Их бояре венгерские сюда погнали… А они такие же люди, как и мы. А ну, покажите руки, — сказал он, обращаясь к ним по-венгерски.
Пленные обрадовались, услышав родную речь, и показали черные, потрескавшиеся ладони, мозоли на огрубевших пальцах.
— Ты кто такой? — спросил Теодосий пожилого.
Тот быстро-быстро затараторил, услужливо улыбаясь и сверкая белыми зубами.
— Говорит, что из оселища, закуп какого-то венгерского боярина… — кивнул Теодосий Иванку. — Такой же, как и мы. — И с напускной суровостью спросил пленника: — Дети есть?
Забыв о веревке, обрадованный венгр, бросился к Теодосию и сбил с ног товарища, крепко к нему привязанною. Когда товарищ поднялся, он показал два раза над землей — ниже и выше.
— Двое, — то ли переспрашивая, то ли раздумывая, сказал Теодосий.
Ободренный тем, что можно объясниться на родном языке, венгр засыпал Теодосия вопросами:
— Не убьют нас? Скоро ли отпустят? Будут ли кормить?
Теодосий успокоительно махнул рукой.
— Идите, там вас накормят. — А когда они вышли, пожаловался Иванке: — Что с ними поделаешь? Отпусти — к своим убегут. А может, не убегут?..
На эти размышления Иванко ничего не мог ответить, он был неопытен в таких делах. Но разбирался ли в них и сам Теодосий? Они лишь сердцем чувствовали одно: эти пленники из войска Бенедикта такие же простые люди, как и они сами, и никакого зла у них к галичанам нет.
Рано или поздно Бенедикт все же должен был собрать свои силы, непременно должны были съехаться в Галич все его воеводы с отрядами.
И произошло это в седьмой день осады. Хотя галичане ни одного гонца из крепости не пропустили, все же слухи о событиях в Галиче разнеслись по волостям и дошли до воевод. Договорившись между собой, они начали медленно двигаться к Галичу, чтобы зажать восставших в кольцо.
С утра налетели они с двух сторон — с Коломыйской дороги и со Звенигородской. Думали ошеломить повстанцев внезапным ударом. Но Теодосий тоже не терял времени зря — он устроил на этих двух дорогах засады.