Даниил Галицкий
Шрифт:
Первым заглянул Людомир, закуп Судислава. Он стал на пороге кузницы и радостно крикнул:
— Желаю тебе удачи, Смеливец! Куешь?
— Спасибо, кую. Заходи, добрый человек!
— А я и зайду. Для того и пришел к тебе.
Он крепко пожал руку Смеливцу.
— Ого! — воскликнул Смеливец. — Да у тебя не пальцы, а клещи!
— Покамест есть еще сила. — Людомир взмахнул черной загорелой рукой. — Видишь?
— Вижу, — улыбнулся Смеливец. — Вола поднимешь?
— И подниму! — простодушно похвалился Людомир. — Да что там вола!
— ТЫ что так зол на них?
— Ух, зол я, Смеливец! — Он сжал кулаки и стал перед ковачом, высокий, страшный. Редко видел его таким Смеливец. Из-под белесых бровей сверкали голубые глаза — казалось, гнев вовсе не идет к ним, но сейчас они были колючие, до краев налитые ненавистью. Этот русобородый великан и впрямь мог бы пятерых поднять.
— Вот это видишь? — Он ткнул пальцами на свою истлевшую от пота рубаху. — Завтра похороны князя, а во что я оденусь? А штаны какие? — Он осторожно прикоснулся к полотняным штанам, будто отряхивая с них пыль. — Посмотри, только и всего, что на животе держатся да грешное тело прикрывают. — Он расхохотался. — Хочу в святые идти!
Потом подтащил бревно и сел на него, вытянув длинные, загрубевшие от хождения по полю босые ноги.
— Что ж к людям не пойдешь в таком праздничном одеянии? — по-дружески пошутил Смеливец.
— Пойду! Непременно пойду! Пускай бояре из кованых сундуков вытаскивают свои охабни. А у меня нет сундука. Людомириха счастлива — ей нечего прятать. Я пойду! Хоть князь и не друг мне, да уж больно хорошо прижал он этих проклятых бояр. Жаль, что до шеи Судислава не добрался. Давно бы нужно было повесить этого волка. Я бы и сам его задушил.
— Что ты! — сказал Смеливец, едва удерживая смех. — Боярин у тебя такой хороший, почтенный, ласковый, а ты — душить.
Людомир понял, что Смеливец шутит, и ударил его по плечу:
— Ох, хороший, да если бы его, хорошего, Бог к себе в гости позвал, так я бы вот этакую свечу в церкви поставил… Смеюсь я, Смеливец, а здесь, — он показал на грудь, — горячая смола кипит. Ух, и волк этот Судислав! Закрутил меня своими гривнами, света белого не вижу. Дал мне взаймы две гривны, чтоб у него вытекли глаза! Я мыслил коня купить, да не купил. И гривны развеялись — чем теперь отдавать? А на гривны резы растут, тихо-тихо, как на дереве листья… Он мне коня дал, чтобы я на его поле работал, и рало боярское дал. Работаю я, Смеливец, а слезы меня душат. И сегодня у него, и завтра, и вчера, а дома когда? Говорит мне жена: «Стал ты рабом, Людомир». Раб и есть — никуда не вырвусь. А резы растут. Куда убежишь?
Смеливец слушал гостя, не перебивал. И Людомир о бегстве думает. Но куда же спрячешься от князей и бояр?
— Вот рало к тебе притащил, — продолжал Людомир. — Сказал тиуну Судислава, а он посмотрел и шипит: «Сам поломал, сам и исправь». А что я поломал? Я пахал боярскую землю, лемех затупился, не режет. «Иди, — кричит тиун, — починять, а то скажу боярину,
— Найдешь? — прищурил глаза Смеливец.
— Найду! Знаю, ты такой, как и я. Не хочу за спасибо.
— Сделаю, сделаю, — успокоил его кузнец.
В кузницу вошли еще двое — худощавый, с желтым лицом дед и однорукий смерд.
— Да вас здесь двое, — откашлялся дед. — А мы думали, что ты один, развеселить тебя хотели.
— Спасибо, что пришли, — поблагодарил их хозяин.
— А ты все кашляешь, дед? — обратился Людомир к старику.
— Кашляю, кхе-кхе… — тяжело дыша, через силу пробубнил тот. — Нет здоровья. Отбил печенку, черт проклятый!
— А ты бы с тиуном поласковее да поприветливее… — посоветовал Людомир и подвинулся, уступая старику место возле себя на бревне.
— Я-то с ними… приветливо, — отдуваясь, ответил дед, — да они со мной не так.
— Они! — со злостью буркнул Людомир. — С ними если любезничать, так они зубы повырывают, нечем будет и укусить. Что, дедушка, пойдешь князя хоронить?
Дед смотрел на него, мигая глазами.
— Что, плохо слышишь? Не тиун ли тебя по ушам погладил? — громче крикнул Людомир.
— Слышу… Пойду. Хоронить князя надо, храбрый был воин. — Он подмигнул Людомиру и посмотрел на всех. — А вот если бы… — он откашлялся, — если бы в гроб всех бояр положить, да и тиунов вместе с ними, повеселился бы я завтра.
— Пожалуй, и на обед бы нас позвал? — залился смехом Людомир.
— Позвал бы, — весело ответил дед. — Не будь тиунов, я бы в боярских клетях меду нацедил да мяса взял — вот и обед на всех.
— Хитрый дед! — вставил свое слово однорукий. — Вишь, к клетям боярским подбирается.
— А ты что? Ну! — цыкнул на него дед. — Мы же туда и возили. Или, может, боярин сам все приготовил?
— Боярин! А то кто же! — подмигнул Смеливцу Людомир.
— А ты скажи, Смеливец, — ты тут у дороги, видно, больше слышал, — как теперь, легче нам будет без князя или бояре запрягут? А? Кто будет править Галичем?
Дед спросил и, не получив ответа, глянул на Людомира, потом на однорукого.
— Почему вы молчите?
— Мыслишь, тебя поставят? — насмешливо сказал Людомир.
— Зачем так говоришь? Кто меня поставит? Куда нам! За боярами не поспеешь. — И, подумав, добавил: — Думаешь, не могли бы править — вот хотя бы ты или Смеливец?
— Поди Судиславу расскажи об этом.
Дед замахал руками.
— Ты что это удумал? Чтобы Суди слав голову оторвал… Князья да бояре есть — на них земля держится.
— Держится? — вспыхнул Людомир. — Эти руки держат. — Он протянул к деду свою руку. — А в бой с врагами кто идет? Бояре? Сколько их там есть? Люди стеной идут — это сила. Вот кто. — Он указал на однорукого. — Разве мало он на поле брани был? А руку свою где он потерял? Половчанин отрубил.