Даниил Кайгородов
Шрифт:
— Вот он! Лови! — заорали во всю глотку торговцы и, раскинув руки, двинулись на Грязнова.
— А, продажные твари, Грязнова хотели взять! — Перескочив несколько ступенек, он пнул ногой первого, и тот, по-бабьи ойкнув, покатился вниз; второй, получив затрещину, осоловело смотрел вслед убегавшему Грязнову.
Иван Никифорович перемахнул через ближайший забор, перебежал огород и скрылся в переулке. Через несколько минут он был у потайного хода и, согнувшись, пролез через него. Конь вынес его на равнину. Челяба осталась далеко позади. Прошло три дня. Грязнов отправился на Белорецкий завод, где
Борьба повстанцев с правительственными войсками с приходом Пугачева в горные районы вспыхнула с новой силой. Кайгородов со своими друзьями не мог оставаться равнодушным к тем грозным событиям, которые проходили в Башкирии. Все его помыслы были направлены к одному: как можно скорее влиться в ряды пугачевцев. Не зная устали, он со своим маленьким отрядом пробивался по таежным тропам к Таганаю. Но там Кайгородов нашел лишь холодный пепел от костров. Пришлось повернуть на Сатку, где в то время отряд атамана Белобородова охранял завод от Михельсона. На берегу Большой Сатки простился Даниил со своим другом Ахмедом, который ушел к Салавату. Вместе с храбрым батыром Салаватом Ахмед дрался с Михельсоном на Киче, и тяжело раненный с трудом добрался до деревни Текеево, где и встретился с семьей. Кайгородов с Никитой и Артемом догнали отряды Пугачева на пути в Кунгур.
Потерпев неудачу в бою с правительственными войсками, они двинулись на Осу. Основные силы пугачевцев с боями продвинулись к Волге. Пала Казань. Открылся путь на Москву. Среди ратных людей росла и крепла надежда взять белокаменную, утвердить на престоле «законного» царя-батюшку и вернуться в родные горы. Но Пугачев повернул в донские степи. Заныло сердце у Даниила. Порой, сидя у походных костров, он уносился мыслями на рудники и заводы, что остались там, за каменной грядой. Сильнее стала побаливать рука от удара офицерским палашом, полученного в бою под Пензой. Мало осталось в отряде работных людей. Многие из них вернулись на Урал защищать заводы и родные очаги от солдат князя Щербакова.
Пугачев продолжал двигаться на Царицын. Во время очередного марша Даниил оказался отрезанным от основных сил и, заметив вражеский отряд, повернул к Волге. С ним были Никита и Артем. Спрятавшись в небольшой балке, они пропустили отряд мимо себя и в сумерках переправились на другой берег реки. Путь был долгий, полный опасностей, и в первых числах августа 1774 года они оказались в родных местах. Но и здесь было мало радости: исход борьбы был уже предрешен.
На заводы стали возвращаться старые хозяева. В Юрюзань вернулся Дурасов. Находился он до этого в дворянском ополчении. С ним были солдаты, посланные князем Щербаковым для наведения порядка.
Во время одной стычки Никита Грохотов попал к ним в руки. Допрос вел Дурасов.
— Что тебя заставило идти к бунтовщикам? — спросил он строго.
Никита со связанными руками стоял перед судейским столом, не спуская мрачно горевших глаз с Дурасова.
— Почему молчишь?
— Что
Дурасов съежился, точно от удара, и, овладев собой, пристукнул кулаком по столу:
— Молчать!
— Нет, молчать не буду, — Никита шагнул вперед, — хоть перед смертью я тебе скажу правду: это только зарницы, а буря…
Никита на какой-то миг задумался и затем произнес твердо:
— Буря еще впереди!..
Утром Никиту Грохотова повесили вместе с другими захваченными пугачевцами.
Кайгородову и Артему удалось скрыться от расправы. Дня за два до смерти Никиты Даниил пробрался ночью к дому Усольцева и, постучав в окно светелки, где спала Фрося, стал ждать. Открылась створка.
— Фрося, это я, — зашептал он торопливо, — выйди на улицу.
Девушка осторожно прошла избу, где спали родители и открыла калитку. Взяв ее за руку, Даниил отошел с ней к плетню.
— Показываться мне в Юрюзани нельзя. Везде солдаты. Скрываюсь вместе с Артемкой в тайге. Если люб я тебе, — при этом рука Даниила слегка задрожала, — выходи завтра, как стемнеет, за околицу, к старой дороге, уедем в Зауралье и там обвенчаемся.
Даниил с надеждой посмотрел на девушку.
— А как с Дормидоном? Ведь ты знаешь, сколько он сделал добра для нас.
— Что ж, приходи вместе с ним, лошадей достанем.
Заслышав скрип двери, Фрося шепнула:
— Жди, — и поспешно юркнула в калитку.
Даниил, прижавшись к плетню, как бы слился с темнотой ночи.
День для девушки прошел в мучительной тревоге. Ей было жалко родителей. Знала, что плакать будет мать, горевать отец. Хотя и суров он был с ней, но по-своему любил.
В тот день она была особенно нежна с матерью.
После обеда родители по обыкновению легли отдохнуть. Девушка долго маячила о чем-то с Дормидоном. Глухонемой одобрительно кивал головой, а когда она ушла в свою светелку, начал готовиться к отъезду.
Наконец спустились сумерки. Фрося сказала матери, что сходит ненадолго к подруге, и вышла на улицу, посмотрела последний раз на родной дом, вздохнула и ускорила шаги. Дормидон незаметно ушел раньше. На развилке старой дороги их уже ждал Даниил с Артемом. Кони взяли на крупную рысь; ночь спрятала беглецов в тайге. На вторые сутки они были у подножия хребта, недалеко от Зюраткуля.
…Глухонемой спустился с горы и начал что-то рассказывать Фросе.
— Он говорит, что видел в устье реки Большой Кыл дымок и предполагает, что там находится жилье Ахмеда, о котором ты сказывал, — пояснила она Даниилу.
Всадники тронули коней. Первой заметила приближение незнакомых людей Фатима. Разбудила мужа.
— Кто-то к нам едет.
Ахмед быстро поднялся, зарядил ружье и торопливо сказал:
— Спрячьтесь в лесу, — а сам выбежал из избы.
К устью реки не спеша спускались четыре конника.
Фатима с Файзуллой исчезли в густых зарослях черемушника. Ахмед притаился за большим валуном.
Впереди показался Дормидон, за ним Кайгородов и остальные всадники.
— Данилка! Друк! — поставив ружье к камню, Ахмед бросился навстречу приятелю.