Дао Дзэ Дун
Шрифт:
Страхов набрал наугад.
— Тесты… тесты… — вздохнул он, пока наполнялся высокий бокал. — Я не могу отделаться от ощущения, что меня просто сделали заложником, как в старые времена… Что меня просто похитили для каких-то неизвестных целей и пудрят мозги. Меня-то не спросили. Мои права нарушены. В общем, акция явно противозаконная, и ООН об этом… как я подозреваю, ничего не знает.
— И я не знаю, — дернула плечиками Дрозофила. — Может, так оно и есть. Равновесие держат ауты. И не все можно объяснить ООН.
Она
— Ты подошел вплотную к границе Равновесия, ты уже способен воздействовать на него… Ты ведь этого отрицать не можешь?
— Наверно, не могу, — признал Страхов.
— И ты имел… нет, и-ме-ешь осознанное желание воздействовать на него, так? — Интонация была отчетливо прокурорская.
— Вопрос «как»… — уклончиво ответил Страхов, стараясь смотреть прямо в слегка разъезжающиеся зрачки Дрозофилы, даже шею заломило.
— Какое совпадение! — картинно всплеснула руками Дрозофила. — И он еще чем-то не доволен!.. Именно над этим твоим чертовым «как» теперь и ломают головы серьезные люди, разве не ясно?
Страхов скривил дурацкую гримасу.
— «Противозаконно»… Пока разобрались бы с бюрократией и твоими правами, могло быть уже поздно… — На последнем слове Дрозофила сделала апокалипсическое ударение. — Может, энигму упустили только из-за того, что не успели вовремя все согласовать и все подвести под законные основания…
У Страхова по спине пробежал холодок.
— Что… кого-то… вроде меня… что, просто упустили тогда?..
О том, что Равновесие… и, вообще, реальность нового мира может быть настолько хрупкой, он еще не думал. Никогда еще не допускал, что край пропасти может быть так близок.
Дрозофила отвернулась.
— Хотела бы и я знать об этом… Может, и больше тебя… Хотела бы я знать кто… — Она вздохнула тяжело и — о, чудо! — сняла свою китайскую фуражку, оставшись эдаким взъерошенным чертиком.
Страхов решил сдержать улыбку.
Со спинки переднего кресла опустился столик, Дрозофила положила на него фуражку. Рядом, как будто в специально сделанную для этого, выемку — опустила свое яблоко. И… опрокинула еще пятьдесят грамм, запив их соком.
Страхов спохватился и вынул из подлокотника свое пиво, отхлебнул. Отличное, другого и ожидалось!
Дрозофила мило шмыгнула остреньким носом и сказала уже довольно и примирительно:
— Вот меня тоже, считай, украли — и ничего, я неплохо себя чувствую… И никому до этого дела нет.
Она ожидала вопроса, но не дождалась. Страхов выдержал паузу.
Тогда она всем телом, полулежа в кресле, повернулась к Страхову и сказала:
— Все, я готова.
Страхов внутренне собрался и пока остался сидеть, как сидел:
— Я тут не местный, порядков
— Я буду вербализовать, — сказала Дрозофила и положила ему руку на предплечье.
Страхов взял пиво в другую руку.
— Тебе ведь интересно, почему я отличаюсь от других аутов, и, вообще, почему это меня к тебе приставили?
— Я даже не надеялся узнать это, — искренне обрадовался Страхов, хотя, конечно, оставил в сознании маячок недоверия — мало ли, чем она его сейчас загрузит, и где правда, а где нет.
Но, демонстрируя доверие, он повернулся к ней так, чтобы получилась симметрия тел, а разговор — максимально уютным и доверительным.
— Вот и хорошо, — расплывчато, слегка хмельно улыбнулась Дрозофила. — Для тебя это, считай, еще один тест, а для меня… Мне просто надо вербализовать иногда, ты же сам врач, знаешь.
Страхов кивнул — врачом он, считай, был, — и пожалел Дрозофилу, видя, что она жутко одинока в своей свободе разгуливать по миру в старинной китайской форме.
— Заодно и время пройдет. Для разнообразия надо еще кому-то в жилетку поплакаться. Не одной же королеве… — шепотом пробормотала Дрозофила.
— А это кто, королева? — понадеялся Страхов на пьяную утечку, но зря.
— Потом узнаешь, — взмахнула ручкой Дрозофила. — А я, знаешь, я ведь питерская…
— Так я и знал, — не сдержался Страхов и сразу пожалел.
— Как это? — сразу насторожилась Дрозофила.
— А по улыбке, — сам мягко улыбаясь, стал объяснять Страхов. — У питерских девушек улыбка такая — одновременно высокомерная, провокационная и… ну, скажем, опасливая, немного нервная.
— Тоже мне физиономист. Пальцем в небо, — хмыкнула Дрозофила, но не отвернулась. — А у танзанийских?
— У каких?
— У танзанийских девушек?... Меня уже в пять лет в Танзанию увезли… Из двора такого питерского — представь, да? — прямо к зебрам и жирафам в саванну. Там, между прочим, все так улыбаются… Зебры, масаи… геенны.
— Все, молчу… попал, — сдался Страхов, поставил бокал на свой столик, и прикрыл своей рукой ее руку, которая оказалась холодной и хрупкой, с острыми костяшками.
Дрозофила родилась на Охте… Нет, своего настоящего имени она скажет, оно у нее, как у индейцев, секретное-запретное, она его скажет только тому, за кого уж точно замуж выйдет. Проехали!
Родители были микробиологами, оба увлеченные, кандидаты наук. А еще — фанаты Гринписа. Воевали в Питере. Она помнила, как однажды летом ее взяли на большой мост, и туда приехали еще пары с детьми. На вид группа из детского сада под чутким руководством старших осваивала достопримечательность, глазела на проплывавшие низом кораблики, кто-то из взрослых что-то рассказывал им и куда-то показывал, было интересно.