Дао Кенгуру
Шрифт:
– Так! – произнес креол, и деловито потер руки, – Я сообщаю очный состав сессии суда. Амели Ломо, судья по жребию…
(карибская мулатка элегантно поклонилась)
… – Уитни Мнгва, судья по жребию…
(африканка банту коротко козырнула)
… – Глип Малколм, судья по рейтингу и председатель сессии. Это я.
Креол сделал паузу, и продолжил
– Я попрошу мистера Шастха Кшатрия… Извините, если я ошибся в произношении…
– Меня зовут Шастхадхар Кшапанидхи, сен судья, – поправил хозяин кафе, – Но, я уже привык, что все путаются. Называйте меня просто Шаст.
–
– С удовольствием, сен судья. Обычно я варю кофе с гвоздикой и корочкой лайма.
– Это должно быть вкусно, – заметила Уитни Мгнва.
– А мне еще шоколадку, – попросила Амели Ломо, – я привыкла к кофе с шоколадом.
– Thik-haai, – сказал хозяин кафе, – будет шоколадка. Aita pe-a.
– Faafe! – поблагодарила карибская мулатка, – и повернулась к Малколму.
– Глип, мы уже начинаем, или что?
– Да, Амели. Поехали по списку в алфавитном порядке.
– Ага, – сказала она, глядя на экран ноутбука, – сен Айчара, Кишам есть в зале?
Высокий пожилой индус в старомодном, аккуратно выглаженном сером европейском костюме поднялся из-за столика и произнес.
– Namaskar! Maim Kisham Aychara hum, balki maim kriyola bata nahim.
– Этот мужчина говорит, – встряла девчонка-индуска в оранжевой тунике, – что Кишам Айчара это он, но он плохо понимает по-креольски.
– А ты кто? – поинтересовалась Уитни Мнгва.
– Я Арандхати Кшапанидхи, можно просто Хати.
– Моя дочка, – пояснил Шастхадхар, – вечно влезает в разговоры.
– Но, папа, я ведь для пользы дела! – заявила она.
– Очень хорошо, – Глип улыбнулся, – значит, мы попросим Хати быть переводчицей.
– Легко! – ответила она и повернулась к Кишаму Айчаре, – Kisham, ki apa ko Tintunge hu-a?
– Musalamana mi;;i ke a;ka;e ke satha meri dukana ko nasta kara diya, – сказал он.
– Kyom nahim? – спросила она, – Kisa li-e?
– Vahamm nagna anka;a hai, – пояснил, Кишам, и изобразил ладонями в воздухе какую-то сложную фигуру, – Kamasutra. Unhonne kaha ki yaha sariyata ke khilapha hai.
– Dhan-yavada! – Хати кивнула ему и повернулась к судьям, – Кишам рассказал мне, что мусульмане на Тинтунге разгромили его магазинчик с глиняными фигурками. Они это сделали потому, что фигурки голые. Камасутра. Они сказали: это нарушение шариата.
– Упс… – настороженно произнесла Уитни Мнгва.
– Хати, – сказал Глип, – переведи, пожалуйста, мистеру Айчаре, что мы благодарим его за информацию, и возможно, попросим уточнить детали. А сейчас… Амели, кто дальше по алфавиту?
– Ананда, Басмати, – ответила карибская мулатка.
Из-за столика вскочила смуглая женщина лет 30, полная, круглолицая и, судя по всему, склонная к яркой экспрессии. Не дожидаясь вопросов, она сразу же обратилась к Хати с длинным рассказом, сопровождаемым активной жестикуляцией. Жестикулировала она только левой рукой, а правая, очевидно, травмированная, была на перевязи.
– …Басмати рассказывает, – начала переводить Хати, – мусульманин ударил ее палкой по голове за то, что она шла с открытым лицом и шеей мимо какого-то места на улице, где мусульмане молятся. Она прикрыла голову рукой, и ей повредили руку…
– Упс… – повторила Уитни Мнгва, и тут все свидетели (видимо,
– …Вот тот мужчина, беженец с Фиджи на остров Науру, рассказывает, что мусульмане разбили все бутылки в его лавке, и сказали, что шариат запрещает торговать алкоголем.
– …А вот эта женщина говорит, что мусульмане подожгли дом, потому что там кто-то сдавал комнату девушкам, которые водили мужчин за деньги.
– …А та девушка с синяком говорит, что мусульмане ее побили за открытое лицо…
– Стоп, – перебил Глип, – у меня к тебе просьба, Хати. Объясни людям, что мы их всех выслушаем, но по очереди. Нам надо поименно зафиксировать, что с кем случилось.
…
20 сентября. Ночь. Микронезия. Восточные Каролинские острова. Косраэ.
Почти 4 месяца назад резерв-штаб-капитан Джон Саммерс Корвин был (скажем так) «практически проинформирован» что, во-первых, секс-ориентация трех его младших компаньонок – кйоккенмоддингеров не «лесби», а «би», и что, во-вторых, объектом их общего гетеросексуального интереса является именно он, Корвин. При этом связного понимания жизненной философии этих трех девушек у Корвина так и не возникло. Он продолжал относиться к их странным манерам, как к малоизученному биологическому феномену. Если вдуматься, то для каждого из нас манеры окружающих людей в чем-то загадочны и необъяснимы. Такие дела…
…Около полвторого ночи 20 сентября Корвин проснулся и негромко спросил.
– Это кто тут?
– Угадай, – раздался шепот, а потом последовал несильный тычок ладонью в бок. Если уточнять, то это был второй тычок, а проснулся Корвин от первого.
– Эрлкег, – определил он, – кстати, не обязательно тыкать спящих товарищей в ребра. Я замечу, в аспекте магической этнографии, что по верованиям папуасов, резкие методы побудки человека ухудшают репутацию его тени, странствующей в верхнем мире. Это примерно как нарушение этикета за столом, когда кто-либо из гостей вдруг исчезает не попрощавшись. Именно так все это выглядит в верхнем мире, когда тень разбуженного субъекта вынуждена экстренно возвращаться в его организм.
– Если тебе снился хороший сон, то извини, – невозмутимо ответила она, – просто, мне почему-то стало одиноко, а девчонки спали, и я пришла к тебе.
– Ну, это нормально, – сказал Корвин, протянул руку и включил неяркую лампочку на столике около лежбища – а сон, честно говоря, мне снился хреновый.
– Расскажи, – отреагировала кйоккенмоддингер с фиалковыми глазами.
– Короче так, – ответил он, – мы с ребятами из авиаотряда сидим под навесом, играем в преферанс, а снаружи дождь, как из ведра. Тут появляется комэск, и говорит: «У нас сектор-29 еще не зачищен, график никто не отменял». Тогда я вспоминаю, что сектор-29 правда не зачищен. Надо лететь. Мы выползаем под дождь, на летное поле, и начинаем проверять машины, по инструкции. Механотроника, топливо, связь, оружие… Потом полетели. Ничего особенного. Отбомбились, вернулись, думали доиграть, только сели – опять заходит комэск, и говорит: «У нас сектор-14 еще не зачищен». Так я и катался со своим авиаотрядом на плановые зачистки, пока ты не разбудила.