Дар императрицы

Максимов Николай Вениаминович

Как только Екатерина села в карету, Орлов взмахом руки велел двухкилометровому кортежу тронуться. Вскоре голова колонны оказалась у города Алатыря. Здесь опять пришлось остановиться. Как и полагается, встречать высочайших гостей вышли чуть ли не все горожане. Правда, в передних рядах находились в основном дворяне, купцы и чиновники. И не только местные. Здесь было немало цивильской и чебоксарской* знати. Они выделили немало лошадей и карет для царского кортежа, потому многие приехали не только из уважения к императрице, но и затем, чтобы последний раз увидеть своих четвероногих питомцев.

Вот, наконец, авангард кортежа въехал в город. Со всех колоколен многочисленных храмов ударил колокольный перезвон и бой курантов, который разносился на всю округу. Стоявшие по обеим сторонам улиц военные – гусары роты Грузинского полка, вытянувшись во фрунт, отдавали честь высоким гостям, их кони, как бы понимая торжественность

момента, стояли, не шелохнувшись, даже не отмахиваясь хвостом от мошкары.

Через четверть часа карета Екатерины Второй остановилась у дома Воронцова. Сам воевода успел ее опередить и теперь встречал императрицу с калачом и солью на серебряном подносе. Екатерина не стала излишне церемониться, наскоро отломив кусочек хлеба, тут же отправила его в рот, даже не обмакнув в солонке, тут же спешно поднялась по ступенькам парадного крыльца, оказавшись в передней просторного дома, попросила немедленно отправить ее в выделенные покои. Она действительно сильно утомилась, и все отнеслись к ее просьбе с пониманием. Пока воевода выставил вокруг своего двора охрану, в опочивальню к Екатерине прошмыгнул граф Орлов…

В час пополудни воевода в своем доме, больше похожем на дворец, дал прием. Удостоились чести присутствовать на нем девятнадцать человек. А ровно через три часа отдохнувшая и посвежевшая Екатерина вышла на крыльцо и села в специально поставленное кресло. Тут же к государыне потянулись получившие на это разрешение люди. Они целовали ей ручку, некоторые при этом в знак всемерного уважения становились на колени. А удостоились этой чести сам воевода, местные дворяне и купцы с женами и дочерями, старшина и офицеры квартирующей в городе части «Донской армии», архимандрит Свято-Троицкого монастыря Геннадий и его монахи, архимандрит женского Киево-Николаевского монастыря Александра и его монахини, архимандрит саранского Петровского монастыря Александр и другие знатные люди. Приветствуя императрицу, архимандриты сделали императрице знатные подарки – вручили иконы разных святых. Так Екатерина Вторая оказала честь всем знатным людям Алатыря и близлежащих городов, тем самым укрепив их престиж среди горожан и прихожан.

Ровно в семь часов вечера – все-таки есть у Екатерины немецкая точность! – кортеж императрицы тронулся в путь в сторону Арзамаса. Попрощавшись при выезде из города с воеводой и архимандритами, Екатерина хотела было позвать в свою карету Орлова. Впереди длинная дорога, время уже клонилось к вечеру, а озаботиться нужно не только государственными делами… Но тут она нечаянно окинула взглядом двигавшуюся в авангарде колонну казаков. Среди них один выделялся особо и ростом, и шириной плеч. Даже с такого расстояния в нем чувствовалась дикая, мужицкая мощь. Как же его звали-то… Нет, не вспомнила Екатерина чувашское имя. А вот фамилия прямо на кончике языка: Медведев. Черт бы его подрал, ведь на самом деле настоящий медведь. Очень привлекательный медведь… Пригласить в карету Орлова ей почему-то расхотелось.

2.

Происшедшее близ Алатыря недоразумение забылось скоро. Екатерине тогда было не до подобных мелочей. Сразу по выезду из Симбирска ее мыслями овладелала одна очень важная забота. Почему она на следующий день и не впустила графа Орлова в свою шестиместную карету, да и обычно шумливым фрейлинам приказала ехать, закрыв рот.

Пять лет назад Екатерина с помощью преданных ей гвардейцев убрала с царского престола мужа Петра Третьего Федоровича – на самом деле Карла Петера Ульриха Голштейн-Готторпского, ставшего Петром в 1742 году по хотению царицы Елизаветы Алексеевны. Совершив государственный переворот, она полностью забрала бразды правления огромной страной в свои руки. При этом полагала, что, если и не весь народ, то уж военные-то окажутся на ее стороне. Ведь она и согласилась-то сместить с престола своего мужа лишь потому, что за нее стояли горой гвардейцы. Но то ли потому, что ее супруг, находившийся во дворце Ропше, вскоре скончался при странных обстоятельствах, то ли по причине того, что все не получалось улучшить условия их службы, гвардейцы на новую царицу начали роптать. Иные начали поговаривать, что если и скинули с престола Петра Федоровича, все равно на его месте должен был оказаться сын Павел, а никак не жена.

Эх, хоть бы чуток улучшить жизнь людей, хотя бы ненамного повысить гвардейцам денежное довольствие, тогда большинство недовольных быстро забыли бы свою неудовлетворенность переворотом. Только ведь всем не растолкуешь, что даже императрица может не все. Люди же не ведают, что за время правления Петра Третьего государственная казна опустела совсем, простым военным даже приходилось задерживать выдачу жалованья до трех-четырех месяцев, а хозяйственная деятельность государства, особенно торговля, из-за господства монополий

оказалась на грани краха. Не зря Петра Третьего невзлюбили даже церковники, у которых царь отобрал немалые земельные угодья. Конечно, за эти пять лет Екатерина из кожи вон старалась всем предоставить какие-то послабления, успокоить недовольных. Но много ли сделаешь, коли в сундуках казны хозяйничают одни мыши. Тем временем шаткое положение императрицы на троне начали чувствовать и за рубежом. Одним словом, Екатерине Второй кровь из носу, а нужно было показать и российскому народу, и Европе свою крепость. Ведь она в выпущенном после занятия престола манифесте уверяла, что встала у руля государства по воле народа, потому, дескать, и невозможно было признать царем России сына Павла.

Вообще Екатерина сумела сделать кое-что понравившееся народу и без расходов казны. Многие, не только простолюдины, облегченно вздохнули после выхода указа о том, что цены на соль отныне устанавливала государственная власть. Еще бы, ведь после этого она с пятидесяти копеек за пуд сразу снизилась до тридцати. Многим ремесленникам помог подняться запрет на привоз из-за границы товаров, которые производились в России. Однако знать, не ведавшая нужды простолюдинов, ничего этого просто не замечала. А устойчивость власти зависела, прежде всего, от ее отношения к императрице. Стало быть, Екатерине требовалось показать всей стране и миру, что она любима народом российским и на троне сидит крепко. Иначе ее судьба могла оказаться чревата всякими неожиданностями.

Потому она в 1767 году задумала совершить большую поездку по Волге – самому густонаселенному и разношерстному краю России. Несмотря на скудость казны, для этого в Твери, откуда брало начало путешествие, спустили на воду двадцать пять кораблей. Сама императрица разместилась на тринадцатибаночной галере «Тверь». С собой она взяла братьев графов Григория и Владимира Орловых и двух фрейлин. Но не они были главными лицами в этой поездке. В свиту императрицы входили министры и послы многих зарубежных стран. Среди них испанский виконт Дегерерский, представитель знатного австрийского рода цесарь князь Лобкович, прусский граф Сольмс, датский барон Ассебург, саксонский граф Сакчен. Вместе с чинами флота, артиллерии, адмиралтейства и солдат охраны эскадра из пассажирских и транспортных судов насчитывала более двух тысяч человек.

Путешествие еще не началось, а Екатерина Вторая уже заставила заговорить о себе более чем уважительно. Головной корабль эскадры галеру «Тверь» спустили на воду второго мая. Это был день Преполовения. В честь него и одновременно по случаю спуска на воду корабля в соборной Спасо-Преображенской церкви провели литургию, после чего начался крестный ход. Тут совершенно некстати хлынул ливень. Однако Екатерина прошла вместе со всеми до самой пристани. В одной из газет по этому поводу восхищенно писали: «…и хотя погода была не очень хорошая и дождь непрестанно шел, однако Ее императорское Величество будучи всегда теплым к богу усердием преисполнена изволила от самого собора до пристани (где было сооружено место для освящения воды)… пешествовать за духовенством». В дальнейшем, останавливаясь чуть ли не в каждом мало-мальски значимом поволжском городе, Екатерина Вторая набирала авторитет, стараясь, чтобы не только местная знать, но и вся Европа видела, насколько любит и почитает свою императрицу российский народ. В этом ей сильно способствовали губернаторы, главы городов и уездов. Чего скрывать, это императрице понравилось больше всего. И очень жаль, в Симбирске ее нагнал посланный канцлером Паниным кабинет-курьер. Он сообщил, что цесаревич Павел Петрович внезапно сильно занемог. К слову сказать, Никита Иванович Панин – он не только канцлер, он еще и наставник, воспитатель цесаревича. Если бы Павел болел не так сильно, он вряд ли стал беспокоить императрицу… Так, через три дня пребывания в Симбирске, в течение которых был снаряжен конный кортеж, восьмого июня Екатерине пришлось прервать поездку по Волге и отправиться в Москву по суше.

Впрочем, из-за этого императрица переживала не очень. Езда есть езда, какие бы удобства прислуга не создавала, а все одно устаешь до чертиков. К тому же российские города совсем не похожи на города в ее родной Пруссии, обычных бытовых удобств в них гораздо меньше. Даже в Симбирске – центре самой крупной провинции Казанской губернии! – для нее еле нашли один-единственный подходящий дом. Да и того хозяином оказался не дворянин, а купец. Хотя самым неприятным в поездке оказалось вовсе не это. Все эти дни она вела себя так, как не подобает императрице великой державы, стараясь через не могу угодить сопровождающим ее напыщенным иностранцам. А еще – церковным деятелям. Чтобы им понравиться, она отдельно посетила Ипатовский, Макарьевский монастыри, множество соборов и простых храмов. А ведь просто так в них не войдешь, везде приходилось оставлять весьма ощутимые подарки.