Дар Каиссы (сборник)
Шрифт:
Александр Максимович изучающе посмотрел на демонстрационную доску. В зале слышался шорох. Зрители вполголоса обсуждали положение в партии. Иностранцу захотелось посмотреть на неравнодушных зрителей, и он сразу увидел впереди себя того самого седого человека, которому маэстро показывал свой этюд со взапмопатом. Александр Максимович наклонился к «артистке»:
– Вам не хочется подсесть вон к тому господину? Он был тогда с нами «на высоте».
Иван Тимофеевич Гусаков решил перед отъездом отыскать здесь, в клубе, Костю
– Что вы скажете? Как у него? – кивнула на демонстрационную доску Вика.
Там стояла вот такая позиция (10). Черными играл Куликов.
– Мне кажется положение черных безнадежным, – заметил Александр Максимович. – К тому же оба в цейтноте. Не осталось времени на обдумывание ходов. А вы как полагаете? – обратился он к Гусакову.
Иван Тимофеевич молчал, только сопел.
– Ну! – требовательно произнесла Вика и даже толкнула своего пожилого соседа локтем. – Ну же!
– Не понимаю, что тут думать, – размышлял вслух иностранец, – Ведь надо успеть сделать пять ходов. Однако белая пешка неудержимо проходит в королевы.
– В ферзи, – недовольно поправил Гусаков.
– Это даже я вижу, – призналась Вика. – И королю ее не догнать?
Костя Куликов сидел откинувшись на стуле и смотрел куда-то поверх головы противника, который при острой нехватке времени загадочно задумался над очевидным, казалось бы, ходом. Это был очень полный человек с красивыми чертами холеного лица и огненными цыганскими глазами. Из таблички, приколотой к столику, зрители знали, что это мастер Сергей Верейский, партии которого были знакомы Александру Максимовичу по шахматным журналам еще в Канаде.
Вика с трудом сидела на месте.
– Почему он не ходит пешкой? – все спрашивала она.
И противник Кости Куликова наконец сделал ход, щелкнув кнопкой шахматных часов: 35. h4. Вздох облегчения, а может быть, тревоги пронесся по залу. Куликов сразу ответил 35…КрЬЗ и тоже щелкнул кнопкой часов.
– Извините, тут еще покумекать надо, – глубокомысленно заметил Гусаков.
Мастер Верейский небрежно подвинул короля к своей пешке – 36. Kpc1 – и так же небрежно потянулся к часам.
– Ага! – торжествующе процедил сквозь зубы Гусаков. – Страшно стало? Мы своего ферзя с шахом бы поставили. Но…
как это наш Костя доигрался до этакого?
– Ну нет! Позиция еще не труп. Уверен, наш этюдист найдет что-нибудь изобрести.
– Изобрести? – повторил Гусаков и покосился на соседа.
– Посмотрите, извольте посмотреть! – зашептал тот.
Куликов сыграл 36… Кра2.
– Не оставляет его в покое, – заключил Гусаков. – Пешке что противопоставить надо? Известно что – опять же пешку!
– Это справедливо, но мне пока расчет неясен, – усомнился Александр Максимович. – Кажется, белые
– Ферзя, – раздраженно поправил Гусаков.
– Простите, детская привычка есть вторая натура.
– Первая, – почти огрызнулся Гусаков.
Он нервничал, и Вика ощущала это всем телом. И, может быть, потому сама она не могла совладать с собой, хотя и плоховато разбиралась в происходящем на доске. Да и чего это она так распсиховалась? Кто ей этот длинноволосый юноша? Брат? Сват?
Катя узнает – засмеет!
И все-таки Вика смотрела на демонстрационную доску не отрываясь.
Мастер Верейский невозмутимо двинул пешку к последней горизонтали – 37. h5; b5 – быстро ответил Куликов и встал, смотря на позицию сверху, потом перевел взгляд на большую висячую доску, где демонстратор передвигал длинной палкой его пешку «Ь». Костя словно сверял положение на двух досках.
– От исхода этой партии зависит, наберет ли он норму мастера, – заметил Гусаков. – Ничья ему нужна, как яхте ветер, чтобы в большое плавание выйти.
– Прошу простить, – удивился Александр Максимович. – Я полагал, Куликов уже маэстро.
– По шахматной композиции. А тут он дубль хочет устроить: и по практической игре тоже мастером стать.
– Похвально, весьма похвально. Мне очень импонирует этот молодой человек.
– Вы знаете, и мне тоже! – вдруг выпалила Вика и сердито закусила губу. И вечно ее заносит на поворотах!
Иван Тимофеевич посмотрел на нее с ласковым пониманием.
Мастер Верейский тем временем небрежно передвинул свою неотвратимо рвущуюся в ферзи пешку – 38. h6; b4 – сразу ответил Куликов. 39. h7 аЗ 40. ЬЗ I2 – пожертвовал пешку Верейский; 40…Kpal, – не думая, отказался от нее Куликов. Ходы эти были сделаны так быстро, что демонстратор уже поз/ке стал показывать их зрителям.
– Уфф! – сказал Гусаков и полез в карман за платком, чтобы вытереть лоб. – Все, – сказал он. – Теперь белые запишут свой ход. Партия откладывается.
– Вот как? – разочарованно протянула Вика. – Они не закончат?
– Сейчас мы Костю порасспросим, что он думает, – пообещал Иван Тимофеевич.
Костя Куликов стоял засунув руки в карманы и смотрел, как трудится демонстратор. Потом отошел от столика и оказался среди зрителей. Увидел Вику, обрадовался, засиял. И тут перед ним появился Гусаков.
– О! Иван Тимофеевич! – воскликнул Костя. – Я так обрадовался!
– Вижу, – усмехнулся Гусаков. – Только чему тут радоваться? ферзя сейчас поставит.
Костя многозначительно поднес палец к губам и указал глазами на недовольного шумом длинноносого судью. Он осуждающе посматривал в зал от столика, за которым сидел задумавшись мастер Верейский.
– И чего он думает! – прошептала Вика.
Костя сделал вид, что только теперь увидел ее. Снова расцнел в улнбке:
– Вот не думал!..