Дар Калиостро. Повести и рассказы
Шрифт:
Смагин не донес до рта последний кусок омлета и не испытал обычного смущения за крапивинский промах. Ошарашенный, он пришел в себя только, когда сочная помидорная мякоть, сорвавшись с вилки, плюхнулась в тарелку.
"Да нет же, никакой чертовщины здесь нет, – попробовал успокоиться Смагин. – Все логично: сказанное вчера одним из гостей запомнилось мне на подсознательном уровне, а ночью проявилось во сне…"
"Так-то оно так, – выполз Червь Сомнения. – Но тогда получается, что Президент читает газеты. Да к тому ж почерпывавает из них здравые мысли! Воля
"Как-то чересчур безапелляционно… – попытался возражать Смагин. – Такое вполне возможно. И не только теоретически…"
"Но отчего-то раньше, – изогнулся Червь, – Президент в подобных поступках замечен не был"
Смагин выскочил из комнаты. В конце коридора плеснулась, исчезая за поворотом, тельняшка Нигеллы.
– Артурыч! Погоди!
Нигелла был, как всегда, бодр и улыбчив.
– Ты чего такой? Расслабься! А то пойдем ко мне – поправимся. У меня со вчерашнего осталось.
Но Смагин его не слушал:
– Артурыч, этот гость твой, ну, с длинным таким лицом, он кто?
– Горемыкин. Работает у нас номер с пуделями.
– А туда, – Смагин показал на потолок, – в президентские круги он не вхож?
Нигелла хохотнул.
– Горемыкин-то? Думаю, еще нет. Вот когда со слонами работать начнет… Что с тобой, Алексей?
– Помнишь, он вчера сказал, что нужно Генеральным прокурором назначить иностранца? Так вот. Сейчас в «Новостях» сказали, что Президент подписал соответствующий указ! Этот Горемыкин как будто заранее все знал…
– Простое совпадение – не более того… И потом, это же не его идея, а какого-то журналиста. Который, может, и пронюхал о ней в тех самых, – Нигелла вскинул палец, – кругах, а потом выдал ее за свою. Логично?
Смагин прислушался: Червь Сомнения свернулся и затих. Он повеселел. Заметив перемену в лице соседа, Нигелла улыбнулся:
– Что ты так всполошился?
– Да и сам не пойму…
– Может, зайдешь?
– Извини, Артурыч. Тороплюсь.
Стоило Смагину открыть свою дверь, как в глаза ему бросился… майор Насильников: телевизор, оставшийся работать, выдавал очередной сюрприз. Насильников понуро сидел в некотором отдалении от стола, за которым мужчина в синем мундире – прокурорский работник – что-то записывал.
Строгий закадровый голос вещал: "Сотрудниками Управления собственной безопасности раскрыта группа "оборотней в погонах". Ее возглавлял начальник одного из столичных подразделений милиции. В группу входила также и супруга главного «оборотня» – начальник паспортного стола…"
Вернувшись памятью во вчерашний вечер, Смагин отчетливо понял, что загадку Насильникова ему не разрешить: разум капитулировал перед ней. Пляшущий майор – оборотень, Генеральный прокурор иностранец… Нет, от всего этого явно попахивало чертовщиной…
VII
Ему не пришлось долго ходить по вернисажу, чтобы понять: выставленные здесь работы, за редким исключением, рассчитаны на очень посредственный вкус.
Художники в ожидании покупателей мерзли, сбивались в кучки и "принимали на грудь".
Интересующихся
В основном предлагались натюрморты и пейзажи. Однажды только Смагин набрел на табличку с надписью "Рисую портреты по фотографиям". Для наглядности рядом с черно-белой фотографией молодого офицера с множеством боевых наград, снявшегося, наверно, сразу после Победы, – радостного, счастливого и имевшего от этого несколько глуповатый вид, висел его же портрет маслом – со спокойным, мужественным лицом, что, видимо, должно было демонстрировать творческий подход художника к исполнению заказа. Сам же художник, как заметил Смагин, готовился согреться, наливая что-то из фляжки в складной стаканчик. Выпив, он приосанился, блеснул взором. Было самое время приступить к нему с расспросами о здешних порядках, ценах и прочем. Но Смагин не успел: он увидел… Олю Зубареву.
Она стояла напротив, возле работ художника – пейзажиста, явно собираясь одну из них приобрести. Ее сопровождала пара охранников. Но это были другие, не вчерашние "лбы".
Пейзажист в предвкушении гонорара галантно кружил вокруг Ольги. Был он черноус, с бородкой и бархатной бабочкой, торчавшей из-за ворота плаща.
– Автор этих работ перед вами, – мягко басил он. – Солнечное, радостное состояние души перенес я на эти полотна…
Полотна представляли собой изображение белых березок на фоне голубенького неба.
Подобной дряни здесь хватало. Очевидно, Ольга совсем не разбиралась в живописи, а именно к этим картинам привлек ее внешний вид пейзажиста.
– Сколько вы хотите вот за это полотно?
Ответ поразил Смагина.
– Ольга! Постой! – вырвалось у него.
Она резко повернулась, набычились охранники, помертвел пейзажист, зная, конечно, как пуглива удача. Ольга смотрела на Смагина напряженным взглядом и вдруг посветлела.
– Алеша?.. Смагин?…
– А вчера ты меня не узнала…
– Вчера? Разве мы виделись?
– Я тебе после расскажу. А сейчас послушай моего совета: если ты заплатишь половину – будет в самый раз.
Вообще-то Смагин уже успел пожалеть о том, что вмешался: ведь от Ольги не убудет, а пейзажисту на какое-то время – сытая жизнь… Но, с другой стороны, надо же тому и совесть иметь! Половины названной суммы "за глаза" хватит.
– Надеюсь, вы согласны? – посмотрел он в упор на "мастера пейзажа".
Тот мгновенно сообразил, что удача, хоть и помельче, все же идет ему в руки.
– Чем только не пожертвуешь ради хороших людей! Будь по-вашему! – скромно улыбнулся он, являя доброту сердца.
Ольга расплатилась, и они направились в выходу.
– Ловко ты с ним! Спасибо.
Она взяла Смагина под руку.
– Сегодня юбилей у одного человека. Два дня ломала голову: что подарить? Разные там запонки, кальяны, трубки, вазы – надоело. Решила вот картину купить.
Смагин поморщился.
– Зря, – возразила ему Ольга. – Юбиляру точно понравится. Он ведь такой же ценитель искусства, как и я. Главное, теперь приобрести раму побогаче.