Дар любви. Воспоминания о протоиерее Феодоре
Шрифт:
У отца Феодора было девять детей. По нашим временам это редкий дар Божий. В Москве не так уж много священников имеют такую большую семью. И этот факт усугубляет наше горе. Отец Феодор за короткий период сумел создать приход и восстановить очень большой храм Спаса Преображения в Тушине, который прежде являл собой трагический вид разрушения. Он стоял на въезде в Москву, весь пронизанный рельсами, какими-то железками, лишенный куполов и колокольни, в окружении страшной промзоны, словно памятник той жуткой эпохе уничтожения всего доброго, что было в России. Теперь храм преобразил все вокруг; он украшен мозаикой, фресками. За мозаику даже была присуждена Государственная премия – это единственный случай, когда премию дали за работу по украшению церкви.
Кроме настоятельства,
О значимости отца Феодора для жизни нашей Церкви говорит то, что сам Святейший Патриарх Алексий, несмотря на свою всегдашнюю ужасную занятость, сумел найти время, чтобы попрощаться с ним и помолиться о нем. Святейший сам начал отпевание, шесть епископов прощались с отцом Феодором, ему была оказана архиерейская честь. Божественную литургию в этот день возглавил его старший брат, Сергий, епископ Новосибирский, а отпевание – епископ Савва. Было много духовенства, участвующего в отпевании: на взгляд, более семидесяти человек; и многие священники, для которых не хватило места и облачения, чтобы непосредственно участвовать в самом чине, просто молились в храме. Большинство из тех, кто приехал не к началу службы, уже не могли войти – храм был переполнен народом.
Вот еще некоторое утешительное знамение: местные власти так почитали отца Феодора, что дали согласие похоронить его прямо за алтарем, хотя добиться такого разрешения практически невозможно. Уважение к нему было столь велико, что не нашли возможным отказать в такой просьбе. Это также является косвенным свидетельством его авторитета.
На Соборной площади Кремля рядом с отцом Феодором
Я очень любил отца Феодора за его ум, нрав и воистину христианское устроение души, которое меня как-то особым образом настраивало. Общались мы с ним кратко. Был, правда, такой счастливый период в нашей жизни, когда мы три года состояли вместе в Епархиальном совете. Все священники, которые в нем участвовали, были весьма достойные люди, но я каждый раз старался сесть рядом с отцом Феодором, потому что общение с ним доставляло подлинно духовную радость. Для меня он был человеком необыкновенным, от которого всегда можно было нечто полезное воспринять, чему-то научиться, услышать оценку какого-то события. И что покоряло – он был идеально воспитан, необычайно приветлив, необыкновенно добр, очень осторожен в своих высказываниях. Невозможно представить, чтобы он мог сказал что-то лишнее, какое-то неосторожное, резкое или грубое слово.
Наше знакомство продолжалось, я думаю, лет двадцать. Я всегда любовался этим человеком и радовался, что он трудится именно в армейских структурах, потому что он был одним из тех, кого не стыдно показать. Такой человек – это слава Церкви. Несмотря на молодость, он своим обликом, словами и деяниями мог вполне адекватно представлять, что есть Русская Церковь и какие в ней вырастают замечательные люди.
Безусловно, он стал таким не в результате случайного стечения обстоятельств – это плод воспитания, семейной традиции. Сказалось длительное усилие и отца с матерью, и дедушки (о роли бабушки я мало что могу сказать), и, конечно, влияние старших братьев. Владыка Сергий, например, закончил Духовную академию первым учеником, что свидетельствует о его успехах в освоении богословских наук и его нравственном облике; и избранный им монашеский путь говорит о желании послужить Церкви всей своей жизнью. Это, конечно, тоже не могло не оказать
Он погиб в день своего ангела, на память святого Феодора Стратилата, после того, как послужил и помолился со всеми своими прихожанами, которые пришли его поздравить, и причастился Святых Христовых Таин. Нам неизвестен Промысл Божий о нем. Просто Господь решил по причине его готовности, христианской спелости изъять отца Феодора из нашей среды, чтобы он жизнь свою продолжил на Небесах.
Протоиерей Владимир Силовьев
С отцом Феодором нас связывает очень недолгая дружба. Короткой я ее называю, несмотря на то что во времени она измеряется почти половиной его жизни. Наша дружба коротка не числом лет, просто я не успел ею насытиться.
…Моя мама всю жизнь ходила в Елоховский собор, естественно, и меня с детских лет водила туда. Повзрослев, я остался прихожанином этого храма и там впервые увидел красивого юношу, появившегося в составе иподиаконов Святейшего Патриарха Пимена в начале 80-х годов. Все в нем было красиво: на нем был замечательный стихарь патриаршего иподиакона, все его движения были выверенными, такими церковными, красивыми. В то же время ему были присущи скромность, сосредоточенность и какая-то особенная молитвенность в лице. Мне самому с детства хотелось участвовать в богослужениях, поэтому я с особенным вниманием смотрел на него. Я принял его в свое сердце уже тогда, как и многих других иподиаконов.
Имени его я тогда не знал, но скоро мы познакомились в стенах Московских духовных школ.
Наша студенческая обитель очень нас сблизила. Мы прекрасно друг друга знали, ходили по одним коридорам, учились в одних аудиториях, жили в одних спальнях, питались в одной столовой, молились в одном храме. До семинарии я учился в медицинском институте, где атмосфера была совершенно иной, поэтому для меня жизнь в лавре была нескончаемым праздником. Здесь никто не курил, не ругался скверными словами, никто не сорил, не вел себя вызывающе, здесь просто люди любили друг друга, относились действительно по-братски друг к другу. И, самое главное, я наслаждался возможностью открыто исповедовать свою веру. Радость эту со мной разделяли мои товарищи. Мы жили настоящей семьей. Я был единственным ребенком у мамы и воспитывался без отца, может быть, поэтому ко всем ребятам относился с особым чувством, они мне были очень дороги.
Мы никогда не смотрели на Федора с завистью. Он не давал для этого повода, хотя и был ближайшим иподиаконом Патриарха, ездил с ним по заграницам. Он был всегда открытым человеком, никогда не зазнавался, и мы радовались общению с ним.
На балконе Патриарших покоев в Свято- Троицкой Сергиевой лавре
Помню, однажды Федор подошел ко мне и говорит: «Володя, Святейший мне дал задание, а я никак не могу его исполнить. Ребенком был с мамой в Покровском монастыре, а теперь никак не могу его найти. Обращаюсь к тебе, ты Москву хорошо знаешь». В то время монастырь действительно трудно было найти: вокруг постройки, за которыми его и впрямь не видно. Это сейчас все ветхие дома вокруг монастыря снесены, и теперь он хорошо виден издалека. Я знал, как его найти, и помог ему выполнить волю Святейшего Патриарха Пимена.
Федя был младше меня по курсу, и мы чаще виделись на богослужениях: одно время я был иподиаконом владыки Ювеналия, который, как постоянный член Синода, всегда служил с патриархом Пименом. Молодость есть молодость, и мы, студенты, бывало, смотрели из алтаря на будущих невест, плотной стеной стоявших в первых рядах молящихся. В этом отношении Федор отличался особенной целомудренностью и никогда не позволял себе каких-либо высказываний о девушках.
Своей внешностью и положением Федя, конечно, обращал на себя внимание женского пола. Вокруг было столько красавиц, девушек из церковной среды, вздыхавших по нем, в том числе и дочек священников. Многие из них за счастье почли бы оказаться его невестой. И Федя сделал выбор. Он женился на простой, скромной девушке из белорусской деревни, работавшей официанткой в академической столовой.