Дар Прозерпины
Шрифт:
Толпа, до этого окружавшая Фрумкина, Макарова и Иванова, сразу распалась. Кто-то на радостях ловил руками и ртом капли с неба, кто-то поспешил в укрытие, а большинство побрело разыскивать своих родных и близких. Через некоторое время перекресток совершенно опустел. На нем остались лишь трое – Фрумкин, Макаров и Иван Иванович. Струи дождя нещадно хлестали под порывами ветра. Фрумкин сразу промок до нитки и вынужден был прикрывать руками лицо. Следователь Макаров, напротив, каким-то чудом оставался совершенно сухим, хотя дождь лил и на него.
– Ну, вижу, дело идет на лад, – сообщил Иван Иванович. – Теперь разрешите откланяться, меня ждет оркестр.
– Постойте! – Андрей обратился к стоящему рядом с ним скелету в черном фраке, называющему себя Иваном Ивановичем. – Вы все же обязаны мне объяснить, что здесь происходит!
– По-моему, мы с вами где-то встречались и, кажется, детально рассматривали вопрос, кто кому и что должен. Прощайте. Хотя нет, прощаться не будем, что-то мне подсказывает, сегодня мы еще встретимся. – И Иванов зашагал прочь, но через несколько шагов обернулся и с милой улыбкой небрежно бросил через плечо: – Кстати, кто успеет забраться на ту гору, – он указал пальцем на возвышенность за чертой города с другой стороны реки, – тому, может статься, крупно повезет…
После этих слов Иванов, не утруждая себя дальнейшими объяснениями, обернулся змеем и растворился в дождливой мгле.
«Ерунда какая-то… Зачем кому-то бежать на тот холм?» – подумал Андрей.
«А ведь Иванов, не исключено, прав, и нам действительно придется взбираться туда, куда он указал. Тем более он всегда оказывался прав, только все его плохо слушали и не обращали на его слова должного внимания…» – рассудил про себя Фрумкин.
– Так, значит, вы и есть Лев Фрумкин, о котором все говорят? – спросил Андрей задумавшегося почтальона.
Фрумкин виновато стоял перед ним, ежась не только от каплей дождя, но и от строгого взгляда служителя закона.
– Ну, в общем-то, я – это он.
– Чего вы дрожите?
– Так ведь дождь поливает!
– Чушь, нет никакого дождя, – уверенно заявил Андрей. Перед ним на перекрестке стоял человек, движения которого имитировали поведение людей во время дождя. Он переступал с ноги на ногу, прикрывал лицо рукой, будто струи холодной воды хлестали по нему, озирался в поисках укрытия. Возможно, сумасшедший? Вряд ли. Это слишком банальное объяснение. Не могут же, в самом деле, подвинуться разумом сразу все жители города? Говорящие скелеты, какие-то скоморохи, разъезжающие на животных, охваченные безумием жители. Если бы не эти странности, у Андрея вообще не было бы причин верить россказням о том, что сначала спустилась какая-то жара, а вот теперь полил проливной дождь. Если бы на его глазах некоторое время назад не испустил дух его начальник Иван Петрович Полетаев, до последнего утверждавший, что царит страшная духота (и это несмотря на то, что в полдень столбик термометра не дотягивал и до плюс 15!!!). Если бы не толпы людей, снующих туда-сюда, падающих в обморок, обезумевших, вопящих, преследующих этого тщедушного несчастного почтальона.
Фрумкин с сомнением спросил:
– Вы правда считаете, что нет дождя?
– Абсолютно. Другого мнения быть не может.
– Знаете ли, с последним не соглашусь…
– Как вы докажете, что идет дождь?
Фрумкин подумал-подумал, набрал пригоршню воды и окатил ею следователя. Андрей подумал, что, возможно, первому впечатлению стоит доверять и Фрумкин в самом деле тронулся умом: почтальон набрал в сложенные ладони воздух и рывком направил получившуюся лодочку в его сторону. Интересно, какого он ожидал эффекта? Так или иначе, Андрей не намерен
– Ну и что?
– Как, вам не мокро?
– Слушайте, давайте прекратим этот детский сад. Ладно, если вы настаиваете, что идет дождь, – дело ваше, заблуждайтесь и дальше. Скажите лучше, почему за вами гнались люди и что вы знаете о происходящем?
Фрумкин, немного поразмыслив, решил, что он сейчас чертовски хотел бы оказаться на месте этого следователя. Стоит и стоит, и дождь его не берет, и жара, тогда как он недавно чуть не испустил дух от жарищи, потом еле-еле избежал последствий гнева толпы, а сейчас промок до нитки и выстукивает зубами уже не трели, а какие-то арии.
– Давайте найдем какой-то навес, там и поговорим.
– Ладно, у вас дождь, вы в более затруднительном положении. Тем более мне принципиально все равно, где разговаривать. Давайте искать укрытие.
Фрумкин взял инициативу на себя и повел милиционера в сторону моста через реку, за которой возвышался холм – объект внимания Ивана Ивановича. Почтальону ой как не хотелось остаться с носом из-за того, что он не последовал совету умного и знающего человека, каким, безусловно, был Иван Иванович.
На улице, по которой они шли со следователем Макаровым, несмотря на проливной дождь, все еще отчетливо виднелись следы небывалой жары и последовавшего за ней пожара. По крайней мере, Фрумкину. Обугленные остовы небольших деревянных домишек, черные оконные проемы в многоэтажках, поваленные деревья с обгоревшими сучьями и свернувшейся посеревшей кроной. То тут, то там валялся непонятного происхождения мусор. Перевернутые машины, остановившийся трамвай с несколькими выбитыми стеклами. Мутные потоки воды, уносящие под уклон головешки и мусор. Где люди? Улицы пустынны. Может быть, все укрылись в домах или потянулись под защиту крытого стадиона в поисках убежища от нахлынувшего ненастья? Так или иначе, несмотря на охватившую его тревогу, Фрумкин был рад отсутствию людей. Нет людей, нет и толпы, преследующей в стремлении разорвать на части, покарать, выместить злобу, раздавить.
Вместе с людьми исчез и прежний Фрумкин, которому, в силу каких-то причин, Иван Иванович отвел совершенно несвойственную ему роль. Глашатая? Предвестника? Виновника? Фрумкин боялся, очень боялся того, что от него ожидают, боялся популярности, которая ни с того ни с сего обрушилась на почти никому не известного почтальона. Как бывает переменчива слава, он уже осознал. Ну и к черту ее! Не нужна задаром! Слава – это, прежде всего, ответственность. А дурная слава – еще и тумаки, и побои. Фрумкин нутром чувствовал, что он не создан для славы, никогда не искал популярности, даже страшился ее. Нет людей – нет и популярности. «Так можно и мизантропом стать», – подумал почтальон. Не хочешь популярности – закрой изнутри дверь на замок и никого не пускай. Желательно забраться в кровать с ногами и под одеяло. Только здесь можно быть уверенным, что популярность не настигнет тебя.
Фрумкин увидел распахнутые двери кафе. Не то чтобы гостеприимно, просто их никто не удосужился закрыть. Кафе занимало угол на первом этаже трехэтажного дома. Во всю стену толстые стекла, за которыми красовались горшки с тропическими растениями. Вот уж, наверное, кто лучше всех перенес недавнюю жару! Макаров и Фрумкин вошли внутрь и проследовали к одному из столиков. Они были не одни. Несколько человек столпились у стеклянных стен и наблюдали за потопом, разливавшимся на улице. Кто-то откачивал человека, еще не пришедшего в себя после температурного скачка.